Святые грешники - Александр Лапин

Ольга. Вечно больная, замужняя. Лечил. Жалел. Маринка, которая развелась из-за него. А он ее отставил. Катерина — красавица, прелестница. Проститутка, которую он научил кончать. Машка — модель. Никак не могла найти верный подход к мужчинам. Не знала, как примоститься к мужику. Каким местом прилипнуть. Кларетта (так он про себя ее прозвал) — нимфоманка, готовая лечь под каждого. Ирина — лесбиянка, пытающаяся обрести свой женский статус. Катерина — сущий ребенок, хотя с вполне зрелыми женскими формами. Еще одна Ольга — хохотушка. Законница, помощник прокурора.

Всем он, чем мог, помогал. А имя им легион. Как бесам. И видно, желание это, сила мужская — последнее, что оставляет даже монаха.

Уж он и постится урочно и от себя. И молится на сон грядущий. А они словно смеются над ним. Будят, почитай, каждую ночь. Дразнят, бесовки. Может, мстят ему этим. За что? Да скорее всего за то, что имел он их. А не любил. А вот снайперша, та, с чеченской войны, что застрелил он тогда, ни разу не приснилась. Забылась, как сон.

Простила его Богородица. Отпустила.

А так-то проснешься ночью в горячечном сне в своей келейке. И на колени — молиться. Пока не отпустит. И утро. Вставать пора. На службу в храм. Потом послушание. Как говорит отец Парфений: «Лень — прародитель всех грехов. А если трудиться денно и нощно, то грешить некогда будет».

Хороший он человек, отец Парфений. Живет у источника. Доб рый, свойский. Улыбчивый. Но не все здесь такие. Люди разные. Есть и суровые. Есть просто несчастные. А главное — все одинокие. Душою одинокие.

Прежде чем попасть в эту тихую обитель, где и спасаются-то всего десятка два насельников, он кое-что повидал. И многому научился в этой новой для него церковной жизни. Одно время он даже трудился помощником у правящего архиерея. Но карьеры церковной не сделал. Хотя сначала хотел. Не сложилось. Может быть, потому, что здесь, в церкви, стал он много думать. А тут, как в органах, дан приказ — выполняй.

Но времени много. Жизнь течет однообразно. День похож на день. Вот и думается. Много думается. О разном. В том числе и о методах руководства.

«Беда архиерейская, — считал отец Анатолий, — видеть недостатки людей, искать их и принимать решения на основе этой информации. А нужно видеть и плюсы, и минусы человека. На плюсах строить работу и взаимоотношения, а не на минусах. Где-то поддержать, подстраховать и проконтролировать. Стратегия на минусах приводит к тому, что за одни и те же недостатки иных хвалят, а других гнобят».

В общем, люди есть люди. Делают ошибки, а потом исправляют. Ничто человеческое им не чуждо, отцам церкви.

В молодости его архиерей, когда был семинаристом, сильно любил одну девицу. И, в общем-то, не собирался быть монахом. А хотел стать священником, жениться, завести деток. Но девица не дождалась его. Выскочила замуж за другого. Вот с такого горя молодой парень и принял постриг. Ушел в монастырь. А теперь жалеет о том, что нет у него детей. Пресечется его род. И некому будет вспоминать о нем. Не будет его кровинушки на земле.

Так что в каждой избушке есть свои игрушки. И свои, как говорится, скелеты в шкафу.

Еще в тот период времени, когда он собирался делать церковную карьеру, отец Анатолий пошел учиться. И заочно окончил духовную семинарию. Тему дипломной работы избрал для себя достаточно близкую. Каким должен быть настоящий пастырь. И настоящий инок. Пришлось поусердствовать. Проштудировать отцов монашества, начиная от Василия Великого, Антония Великого и заканчивая нынешними. Особенно запомнилось ему наставление святителя, касающееся тех, кто уже ступает на путь иночества: «Прошу, пусть не делает (избравший этот путь жизни) сего без испытания, пусть не воображает себе жизни удобосносной, спасения без борьбы, а лучше пусть наперед упражняется в благоискусном терпении скорбей телесных и душевных, чтобы, ввергнув себя в неожиданные борения и потом не имея силы противостоять встретившимся испытаниям, опять со стыдом и посрамлением не устремился назад к тому, от чего бежал с осуждением души, возвращаясь в мир и делаясь для многих соблазном, подавая всем повод заключать о невозможности жить во Христе».

Диплом он тогда защитил. А карьеры не сделал. И может быть, потому, что кроме цитирования святых отцов древности он понял еще одну истину, не очень приятную, но зато точную: если в древней церкви пастыри выбирались самою общиной из своего состава, то теперь такого нет. И не представляется возможным. И церковь как иерархическая структура подвержена тем же недостаткам, что и обычные замкнутые корпорации такого рода. То есть, конечно, карьеры здесь делаются по-другому. Духовный рост и рост карьерный зачастую никак не связаны друг с другом. И, как говорится, соблюдение восьмидесяти основных нравственных правил, которые вывел еще Василий Великий, не гарантирует тебе, что ты станешь епископом.

Видно, такие вольнодумные замечания проскакивали у отца Анатолия не раз и не два. А может, кто донес. Что тоже не исключено. Но на посту помощника он не удержался. На прощание состоялась откровенная беседа с правящим архиереем:

— Твой уровень, Анатолий, — клирик многоштатного прихода! Поэтому тебе надо еще расти и расти…

На что новоиспеченный монах заметил:

— Владыка! Мы все условно пригодные в руках Господа. Ты, с точки зрения выборщиков, недостоин быть патриархом, а сам считаешь по-другому. Кто-то считает, что патриарх недостоин этого места. Наши мнения — это одно! А воля Божия — это другое!

Поговорили! Как чистой росой умылись. И родниковой воды напились.

После этого пробыл он какое-то время монахом в Оптиной пустыни. Но не прижился. Шумной она ему показалась. Не монастырь, а какая-то корпорация. Как наедет народишко на машинах. Заполонит всю гигантскую стоянку. И в храмах не протолкнуться. И во дворе у кладбища — как на торжище. Нет благоговения и тишины. Не понравилось отцу Анатолию и излишнее усердие при возвеличивании недавно убиенных насельников монастыря. Кто убил? За что? Не докопались! А часовню уже отстроили. И едва ли не святыми их сделали. Как-то не очень вяжется все это со смирением. И воздержанием, приличным в таком случае.

В конце концов оказался он здесь. Место тихое. Беленький монастырский корпус с зеленой металлической крышей. Ни стен, ни башен. Только купол над храмом да колокольня со звонницей выдают его принадлежность к церкви. А так — прямо санаторий в лесу. Кстати говоря, в советское время этот монастырь и был отдан сначала под санаторий. А потом долго служил турбазой, с которой делались длительные вылазки на природу.

Но пришли иные времена. И турбазу вернули церкви.

Вид отсюда, особенно с колокольни, великолепный. Сплошь лес и реки. Народ мирный. Обитель тут отвечает за все. Окрестные жители ходят в монастырский храм — молиться, причащаться, исповедоваться. И эта тихая, однообразно-монотонная жизнь убаюкала. Что в мирской жизни сущая мелочь, здесь — событие.

Закончив свои служебные дела, Анатолий направился в братское общежитие, чтобы проведать старичка-монаха, который доживал последние годы здесь в тишине.