Эльфийский посох - Наталья Метелева

— Хоть ты не достоин этого меча, страж троп, но я тебе его верну. Правда, при одном условии: ты расскажешь, откуда он у тебя.

— Подарок.

— Чей?

— Не твое дело, лорд!

— Видишь ли, страж Энрах. Я должен знать если не все, то как можно больше о моем предполагаемом наследнике. Чтобы потом не произошло отторжения между ним и родовым древом Эрсетеа. Я должен, как это ни странно звучит в нашем с тобой случае… э-э… полюбить его. Или ее.

— Чудовище! — сверкнули глаза обернувшегося эльфа.

— Слушай, а ты вообще способен думать о любви в каком-нибудь другом смысле? Так кто тебе подарил этот меч?

— Когда я выиграю состязания, лорд, ты узнаешь обо мне все, что нужно знать. А пока… не смей приближаться к Эосте.

— Ты что-то путаешь. Это не я пришел к ней, а она…

Энрах вскочил, звериный оскал исказил благородные черты эльфа.

— Я убью тебя голыми руками!

«Галлеан и Солониэль, всемогущие боги! Что происходит с бесстрастными эльфами? — вздохнул Даагон. — Где прославленный холод сердца и ясный ум наших воинов?»

— Приди в себя, страж! — приказал он со сталью в голосе. — Поговорим, как настоящие эльфы, а не как склочные бабы Империи людей. С чего ты решил, что я пристаю к девочке?

— Ты к ней прикасался. И после этого она, как мертвая раба Мортис, отправилась бить в колокол и спутала мне все планы. Думаешь, я не знаю, что такое магия рода Эрсетеа?

«Интересно, и откуда же простому стражу знать, что такое эта магия?» Но лорд спросил о другом:

— Какие же у тебя были планы?

— Ты узнаешь после моей победы, — отрезал Энрах. — Если я захочу побеждать.

— То есть, как я понимаю, ты ввязался в это дело, лишь бы не допустить победы Эосты?

— Я не могу позволить, чтобы проклятие твоего рода коснулось ее.

— А тебе, значит, можно жить и с проклятием, — усмехнулся Даагон. — Тебе, видно, не привыкать, раз ты носишь меч, побывавший в Выжженных Землях. Кстати, мой тебе совет, страж троп: смени его, пока не поздно. Это оружие способно предать своего владельца.

Сунув легендарный Алкинор (если это и впрямь был он) своему ошарашенному противнику, лорд, не оглядываясь, пошел прочь. Чутье говорило ему: сейчас удара в спину не последует. Страж, так и не применивший заклинаний во время их краткого столкновения, был по-своему благороден: он желал поединка чести, который решается для эльфийских сердец, вдруг ставших горячими, только холодной сталью. Холодной…

Даагон знал: Энрах соврал. Не из-за Эосты он ударил в колокол, иначе пришел бы сразу за ней, вторым.

Но и эта мысль отступила.

Лорд вдруг понял, где именно чудовищно ошибся.

Он с особой ясностью осознал: никто, кроме воистину благородной и чистой эльфийки, настолько чистой, что иногда она слышит голос самого Галлеана, — никто больше не упомянул о том, ради чего им предстоит взять древо рода Эрсетеа. О благе всех. О спасении всех.

Зато они не стыдились признаться, что каждый из них преследует мелкие личные цели, на худой конец — узколобые интересы клана. «Как и ты сам, Даагон. Особенно — ты», — сказал он себе.

Не в древесных стволах надо было искать гниль и не в корнях священных рощ. Черная тень Древа Смерти давно накрыла эльфийские земли, но никто не видит ее, да и не способен увидеть.

Потому что каждый сам чуть-чуть стал тенью.

Кроме тех, кто еще может слышать голос бога.

С деревьев тихо сочились и медленно опускались наземь листья — золотые слезы осенних эльфийских рощ, оплакивающих покинувшего их создателя. Тишина удивляла — видимо, уже все эльфы, кто был свободен от дозоров, собрались посмотреть на состязания.

«Дважды в твоих руках было спасение, Даагон. Ты бы увидел его, если б не ослеп тридцать лет назад. Если б не хотел больше всего на свете найти сына и спасти его. Тебе надо было похитить пророчицу, когда она пришла в твой дом. Призвать грифона и лететь с ней в священную рощу. Тебе нельзя было медлить ни секунды после того, как она ударила в колокол — не для себя, для других, — и отдать в ее руки древо Эрсетеа.

Но еще не поздно. Ты можешь похитить ее сейчас, и архонты вынуждены будут объявить состязания завершенными и провести ритуал разрыва. Еще не поздно…

Но ты этого не сделаешь».

Шаг лорда замедлялся.

Застывшие ветви и замерший воздух делали неуместным любое движение, кроме одного, — опуститься и прильнуть тихим листом к своим предкам, к братьям и сестрам, ставшим эльфийской землей.

Заставляя себя переставлять ноги, вдруг ставшие слабыми травинками, Даагон пытался понять, откуда нанесен невидимый удар. Потом упал, сжав желтые слезы рощ в горсти, и призвал целительную силу земли. Давление атаки разума ослабло. Эльф почуял, где его враг, — за спиной.

Кувырок, и с руки Даагона, привставшего на колено, сорвался столб пламени, дугой пролетел над верхушками деревьев, ударил в ложбину, откуда шла атака. Ощущение присутствия врага разом исчезло, а звуки, наоборот, вернулись. Их было много: трубил рог, свистели стрелы, шелестели, как от ветра, листья под ногами бегущих эльфов. И сам Даагон уже бежал к той ложбине, где дымилась прогалина от его огненной стрелы. Стрелки опустили луки.

Безобразная туша демона с отсеченной головой багрово тлела в обугленной яме. А рядом, на самом краю, струей раскаленной лавы пылал Алкинор.

Лорд задумался: в эти дни он ожидал атаки, но совсем с другой стороны — от слуг Мортис. Он ждал их, оставаясь в одиночестве в замке или разгуливая без доспехов. Друиды попытались бы уничтожить его до ритуала разрыва, чтобы древо Эрсетеа потянулось к остаткам родственной крови — к главному корню Древа Смерти.

И невероятное везение лорда в битвах с нежитью и отсутствие нападения даже теперь, перед ритуалом, было еще одним доказательством для Даагона, что его сын не поглощен Древом. Лорд пока нужен живым слугам богини смерти, нужен, пока они не найдут потерянную жертву. А вот уродец Бетрезена почему-то напал. Случайно ему попался Даагон или это была целенаправленная охота?

— Ты не скажешь, демон, кто тебя уложил первым? — спросил лорд.

— Да какая разница? — Подошедший Энрах протянул руку к мечу, и тот начал чернеть, угасая. Взяв еще не остывший клинок, по которому метались лихорадочные искры, страж троп даже не поморщился, словно не заметил жара, и сунул его в ножны. — Нам надо торопиться, лорд. Или состязание начнется без нас, а я еще не передумал убить тебя, так или иначе.

— Так ступай, — надменно вскинул подбородок Даагон. — Нам не по пути.

Рассыпавшиеся по роще эльфы искали другие следы прорыва, но раб Бетрезена оказался единственным, и свежего разлома, откуда вылезла тварь, не нашли.