Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

— Эта поездка в Атланту, — негромко произнес оннаконец, — не нравится мне она. Совсем не нравится.

Эшли бросил на него быстрый взгляд и тут же отвел глаза; онничего не сказал — лишь подумал, не возникло ли у Уилла того же страшногоподозрения, какое мучило его. Да нет, не может быть. Уилл же не знает, чтопроизошло днем во фруктовом саду и до какого отчаяния дошла Скарлетт. Не могУилл заметить и того, как изменилось лицо Мамушки при упоминании о Ретте Батлере,да и вообще Уилл ничего не знает ни про деньги Ретта, ни про то, какая у негоскверная репутация. Во всяком случае, Эшли казалось, что Уилл не может этогознать; правда, с тех пор как Эшли поселился в Таре, он заметил, что и Уилл иМамушка знают много такого, о чем никто им не говорил, — они просточувствуют, когда и что происходит. А в воздухе сейчас было что-то зловещее —какая именно беда нависла над ними, Эшли не знал, но понимал, что спасти от нееСкарлетт он не в силах. Взгляды их за весь этот вечер ни разу не встретились,однако ее жесткая бурлящая веселость пугала его. Терзавшее его подозрение былослишком ужасно — он не мог даже высказать его вслух. Не имеет он права так ееоскорбить — спросив напрямик. Он крепко сжал кулаки. Нет у него такого права:сегодня днем он утратил все права на нее, навсегда. И теперь уже не в состояниией помочь. Да и никто не в состоянии. Тут он подумал о Мамушке, о том, с какоймрачной решимостью она резала бархатные портьеры, и на душе у него стало чутьлегче. Мамушка уж позаботится о Скарлетт, независимо от того, хочет этогоСкарлетт или нет.

«А виноват во всем я, — в отчаянии подумал он. — Ятолкнул ее на это».

Он вспомнил, как она, распрямив плечи, уходила от него изфруктового сада, вспомнил, как упрямо была вскинута ее голова. И всем сердцемпотянулся к ней, раздираемый сознанием своей беспомощности, снедаемыйвосхищением перед нею. Он знал, что в ее словаре нет такого выражения:«бесстрашный воитель», — знал, что она непонимающе посмотрела бы на него,если бы он сказал, что не встречал более бесстрашного воителя. Знал Эшли и то,что, скажи он ей, как много в ее поступках истинного бесстрашия, она бы его непоняла. Он знал, что она умеет смотреть жизни в лицо, упорно борется,преодолевая встающие на пути препятствия, штурмует их решительно, не думая овозможности поражения, и продолжает бороться, даже когда поражения не избежать.

Но за эти четыре года он встречал и других людей, которыеотказывались признать поражение, — людей, весело шедших навстречусобственной гибели, ибо это были бесстрашные люди. И однако они тоже терпелипоражение.

И сейчас, глядя на Уилла, сидевшего напротив него вполутемной гостиной, Эшли думал, что действительно никогда еще не встречалчеловека более отважного, чем Скарлетт О’Хара, решившая завоевать мир с помощьюплатья из бархатных портьер своей матери и перьев, выдранных из петушиногохвоста.

Холодный ветер дул не переставая, над головой неслисьчерно-серые, как сланец, облака, когда Скарлетт и Мамушка сошли на следующийдень с поезда в Атланте. Со времени пожара вокзал так еще и не отстроили, и онишагали по золе и грязи, покрывавшей обгорелые развалины. По привычке Скарлеттокинула взглядом площадь, выискивая коляску тети Петти с дядюшкой Питером накозлах, ибо они всегда встречали ее, когда она в войну приезжала в Атланту изТары. Но она тут же спохватилась и презрительно фыркнула, поражаясь собственнойрассеянности. Как же мог Питер ее встречать, когда она не предупредила тетюПитти о своем приезде, а кроме того, Скарлетт вспомнила, что в одном из своихписем старушка сетовала на то, что пала их лошадка, которую Питер «приобрел» вМейконе, когда они по окончании войны возвращались в Атланту.

Скарлетт внимательно оглядывала вытоптанную, изрытую колеямиплощадку перед вокзалом, выискивая, нет ли экипажа кого-нибудь из друзей илизнакомых, кто мог бы подвезти ее до дома тети Питти, но на нее смотрели чужиечерные и белые лица. Наверное, ни у кого из ее старых друзей и не осталосьтеперь колясок, если то, что писала тетя Питти, — правда. Времена насталитакие тяжелые, что даже челядь трудно было держать и кормить, не говоря уже оживотных. Большинство друзей тети Питти, как и она сама, ходили теперь пешком.

Два-три фургона грузились у товарных вагонов; кроме них,стояло несколько забрызганных грязью бричек с какими-то отпетыми парнями накозлах, да еще карета и коляска, в которой сидела хорошо одетая женщина иофицер-янки. При виде его мундира Скарлетт чуть не задохнулась: хотя тетя Питтиписала, что в Атланте стоит гарнизон и на улицах полно солдат, вид синегомундира несказанно поразил и испугал Скарлетт. Ей вдруг показалось, что все ещеидет война и что этот человек сейчас накинется на нее, ограбит, оскорбит.

Народу на платформе почти не было, и Скарлетт вспоминалосьто утро в 1862 году, когда она, юная вдова, приехала в Атланту, вся в черномкрепе, злясь на себя за нудный траур. Перед ней словно ожил тот день: шумнаятолпа, фургоны, коляски, санитарные повозки, кучера ругаются, кричат, знакомыеокликают друг друга. Она вздохнула с тоской: где оно, то веселое возбуждение,которое царило в первые дни войны; подумала о том, какой путь предстоит ейпроделать до дома тети Питти пешком, и снова вздохнула. Правда, она надеялась,что на Персиковой улице встретит кого-нибудь из знакомых, кто подвезет их сМамушкой.

Пока она стояла так, озираясь по сторонам, светлокожий негрсредних лет, сидевший на козлах кареты, подъехал к ней и, перегнувшись,спросил:

— Коляску, леди? Два куска — отвезу куда хотите вТланте. Мамушка бросила на него испепеляющий взгляд.

— Наемный экипаж?! — возмутилась она. — Да тычто, ниггер, не видишь, кто мы?

Мамушка, конечно, была из деревни, но, во-первых, она невсегда жила в деревне, а во-вторых, знала, что ни одна добродетельная женщинаникогда не поедет в наемном экипаже, тем более в карете без сопровождающегородственника-мужчины. Даже присутствие прислуги-негритянки не могло спастиположения. И Мамушка свирепо посмотрела на Скарлетт, которая явно колебалась, свожделением глядя на карету.

— Пошли отсюда, мисс Скарлетт! Наемный экипаж, да ещевольный ниггер! Нечего сказать, — хорошо мы будем выглядеть.

— Никакой я не вольный ниггер, — возмутилсякучер. — Я человек старой мисс Тэлбет, и карета эта ее, а езжу я в ней,чтоб для нас заработать.

— Это что еще за мисс Тэлбет?

— Мисс Сьюзен Тэлбет из Милледжвилла. Мы все сюдаперебрались, как старого хозяина убили.

— Вы ее знаете, мисс Скарлетт?

— Нет, — с сожалением отозвалась Скарлетт. —Я очень мало кого знаю из Милледжвилла.

— Тогда мы пойдем пешком, — решительно заявилаМамушка, — Езжай, ниггер, езжай.

Она подхватила саквояж, в котором хранилось новое бархатноеплатье Скарлетт, ее чепец и ночная рубашка, сунула под мышку аккуратный узелокс собственными пожитками и повела Скарлетт по мокрой угольной пыли, устилавшейплощадь. Скарлетт, хоть и предпочла бы ехать в экипаже, не стала спорить сМамушкой, так как не хотела вызывать ее недовольства. Со вчерашнего дня, когдаМамушка застала свою любимицу в гостиной с бархатными портьерами в руках, изглаз ее не исчезало настороженное выражение, которое было совсем не по душеСкарлетт. Нелегко будет укрыться от ее бдительного ока, и Скарлетт решила допоры до времени без крайней надобности не подогревать боевого духа Мамушки.