Пессимизм 2.0 Происхождение нас - Александр Горчаков

Другой критерий дает нам воля к бессмертию. В основе своей воля к бессмертию имеет осознание смерти представителями рода Homo. Но что такое осознание смерти? Осознание смерти есть осознание своей возможности не-быть. He-бытие представляется как угроза, противоположность бытию. Это представление присуще каждому конкретному представителю рода Homo. Назовем осознание смерти иначе – интронизацией угрозы. Причем угрозы абсолютной, неизбежной, поскольку она включена в понимание. Скептик возразит, что термин интронизация предполагает наличие хотя бы рассудка, т. е. определенного понимания. С этим нельзя не согласиться. Выход из этого затруднения не так сложен, как может показаться. Наличие рассудочной деятельности (без целеполагания) у тех же приматов сегодня общепризнано. Более того, в приматологии распространена точка зрения, согласно которой у некоторых животных есть даже элементы морали. Осознание смерти добавляет к рассудку как раз целеполагание – стремление избежать, отодвинуть как можно дальше свое небытие. В момент осознания своей самой неизбежной возможности у предков Homo sapiens уже имеется определенная достаточно высокоразвитая рассудочная деятельность (тому свидетельства – наблюдения за поведением приматов в их естественной среде обитания) и к этой деятельности всего лишь добавляется новый элемент. Всего лишь! Этот элемент действительно всего лишь один из многих, но его значение невозможно переоценить. Чтобы показать, насколько он важен, просто обратимся к Библии: изгнание из рая, по сути, представляет собой переход от бесконечного существования к конечному и обретение заботы. А теперь вспомните, какое место занимает этот эпизод в истории человечества, рассказанной в Библии (а еще раньше в шумерских мифах, что свидетельствует о памяти, об этой травме, идущей из глубины веков), и вопрос о его значимости отпадет сам собой. Причина, по которой у определенного вида гоминидов произошла интронизация угрозы, для нас сегодня недоступна, но, скорее всего, она носит природный характер. На этот счет можно сделать два предположения: во-первых, осознание собственной смертности могло прийти к нашим предкам в результате того, что некоторые из них оказывались в состоянии, именуемом нами клинической смертью, и затем возвращались к активной жизни, обладая уникальным опытом; во-вторых, на некотором временном отрезке прямыми конкурентами наших предков были огромные гиены Pachycrocuta, которые охотились стаями. Вторая причина представляется мне более вероятной, т. к. не требует сложных гипотез о том, что переживали ранние Homo при клинической смерти.

В то время ранние Homo использовали стратегию сначала пассивного, а затем агрессивного скэвинджинга[29], что было следствием перехода к мясоедению, что, в свою очередь, было следствием отступания лесов и обеднения растительных ресурсов[30]. R. Dennell показал, что переход к конфронтационному, т. е. активному, скэвинджингу был необходим для выживания Homo, поскольку иначе, перейдя к мясоедению, наши предки оказались бы в условиях нехватки белковой пищи[31]. Вот что пишет об этом П. Корнинг: «Ключевым фактором была социальная организация – создание суперорганизмов[32].

В мозаичной, но богатой ресурсами среде, которая также кишела хищниками, видами-конкурентами и порой враждебными группами «товарищей по виду», групповое добывание пищи и коллективные оборона и нападение были наиболее экономичной стратегией. Коллективные действия приносили немедленные выигрыши (синергии), опережавшие медленную поступь естественного отбора»[33]. Систематическое массовое истребление сородичей этими хищниками при схватке за тушу могло привести наших предков к мысли о своей принципиальной уязвимости, т. е. осознанию своей смертности.

Осознание своей уязвимости могло подтолкнуть человека к орудийной деятельности. При прямом контакте с представителями других видов или при акте внутривидовой агрессии человек сам мог получить существенные повреждения. Использование орудий в целях агрессии (все равно против кого) снимает эту проблему, поэтому предложенная версия помогает объяснить переход к орудийной деятельности через интронизацию угрозы.

Чтобы пояснить, как это могло быть, проведем сравнение. Схожей по воздействию на сознание ситуацией, еще не забытой нами, является рукопашная схватка времен второй мировой войны. Ощущения, которые переживал боец в этой схватке, лучше всего переданы в четверостишии Ю. Друниной, которая была участницей боевых действий:

Я только раз видала рукопашный.

Раз – наяву. И тысячу – во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Абсолютная неожиданность и абсолютная близость угрозы – вот суть ужаса, который звучит в этом четверостишии. Именно о внезапности и неопределенности смерти говорит и М. Хайдеггер в экзистенциальной аналитике. В рукопашном бою человек буквально порами кожи ощущает близость смерти. Но это сегодня мы понимаем, что боимся смерти, а наши предки, скорее всего, в аналогичной ситуации испытывали чувство запредельной опасности, возбуждаемое запахами крови и гиен, а также звуками боя. Повторенное неоднократно, это чувство нашло свое место в понимании человека как осознание им своей смертности.

Что же происходит при интронизации угрозы? Такой ли важной является эта трансформация? Попробуем разобраться. Мы уже сказали, что в момент, когда произошла интронизация угрозы, наши предки обладали рассудком. Анализируя восприятие времени, Э. Гуссерль создает следующую картину: человек воспринимает окружающий мир при помощи чувств, и это восприятие фиксируется памятью. Ему на смену приходят новые восприятия. Чем больше случилось новых восприятий, тем слабее мы помним предыдущее, оно как дорога позади нас – постепенно уменьшается и затем совсем исчезает. То, что осталось в памяти, Э. Гуссерль называет ретенцией, текущее восприятие – теперь, будущее определяется как протенция. Такова структура времени в нашем восприятии. Основой такой структуры является ретенция. Связь между ретенцией и протенцией определяется через содержания нашего сознания следующим образом:

«Имманентные содержания суть то, что они суть, лишь поскольку они во время своей «актуальной» длительности предварительно указывают на будущее и указывают назад на прошлое. В этих «туда» и «обратно» указаниях нужно еще различать следующее: в каждой фазе, которая первично конституирует имманентное содержание, мы имеем ретенции предшествующих и протещии приходящих фаз именно такого созерцания, и эти протещии осуществляются, пока длится именно это содержание. Эти «определенные» ретенции и протещии имеют смутный горизонт, они переходят, протекая, в неопределенные, относящиеся к прошлому и будущему протеканию потока, благодаря которым образуется актуальное содержание единства потока…»[34].