Ограбление казино - Джордж Хиггинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто ничего на это не сказал.
— Хорошо, — продолжал Фрэнки. — Мне тоже нравится. Чем меньше тех, кому не надо делать больно, тем лучше. В общем, не облажайтесь. Выгребайте все, не шумите, и никто не пострадает. Дело только в капусте.
Остальные мужчины вытащили бумажники и выложили деньги на столы. Двое сняли мокасины с латунными приблудами на подъеме, вытащили деньги и положили на столы. Один — в синей клетчатой рубашке — снял ремень, расстегнул молнию изнутри и вытащил четыре пятидесятки, сложенные вдоль. И тоже выложил на стол.
Фрэнки вернулся к двери. Расселл переходил от стола к столу, собирал деньги. Складывал их в открытый чемоданчик. Потом захлопнул его. Сунул тридцать восьмой себе за пояс. Взял по чемоданчику в руки. Фрэнки сделал два шага вперед. Расселл миновал его и остановился у двери.
— Я передумал, — сказал Фрэнки. — Он очень нервничает. Хочет уйти. Я этому парню ни в чем, блядь, не перечу. Не будем мы вас никак проверять. Вы очень умные. Не глупейте. Никто не умер. Не пытайтесь за нами гнаться.
Расселл открыл дверь и вышел. Быстро прошагал по террасе к лестнице. Поставил один чемоданчик, освободил правую руку и стащил с головы лыжную шапочку. Сунул ее в карман. Снова взял чемоданчик. Тихо спустился по лестнице с обоими в руках.
Фрэнки медленно водил стволами обреза из стороны в сторону, ощупывая всю комнату. Подождал он секунд сорок. Никто не пошевелился. Фрэнки стоял у самой двери.
Потом быстро открыл ее, попятился, захлопнул и подтащил к ней кресло. Подождал.
Шагнул прочь от двери. Сунул обрез под куртку. Быстро прошел по террасе. На ходу снял шапочку. Быстро спустился и прошел через всю стоянку. Расселл уже сидел в машине. Фрэнки забрался за руль и завелся. Не включая фар, «крайслер» быстро и тихо прокатился по выездной дорожке, под дубы и в темноту.
В пять минут третьего пополудни серебристый «торонадо», черная виниловая крыша, род-айлендский номер «651 ар-джей», проехал по Бойлстон-стрит и, плавно свернув на крайнюю правую полосу, пристроился перед изумрудно-белым «флитвудом», незаконно прибившимся на стоянку перед пабом «1776». Остановился «торонадо» напротив «Бригамз» — в одном корпусе от перекрестка с Тремонт-стрит.
Джеки Когэн в куртке из рельефной замши выронил «салем» на тротуар, наступил на окурок и сел в «торонадо». Захлопнул дверцу. Не взглянув на водителя, сказал:
— Бери вправо и пару кварталов.
На водителе была светло-серая рубашка из шотландки. И очень длинные белые волосы. Он выжал гидраматику.
— Не к суду, я понимаю? — уточнил он.
— Не, — ответил Когэн. — Просто здоровая яма. Вся строительная братия — только и всего. Там их обычно трое-четверо, сидят в машинах, греются. Не думай.
Водитель повернул направо по Тремонту.
— Очень переживал, — произнес он. — Когда я сказал, что позвонил, и Диллон велел с тобой увидеться, он очень разволновался. Как мужик?
— Не годится, — ответил Когэн. — Пришел в понедельник, три недели его не было, и приходит в понедельник, просит, чтоб другой парень его заменил. Во вторник-среду его, по-моему, вообще не было, а вчера позвонил, говорит: тот, кто его подменял, не может, пусть я кого-нибудь еще найду. Ну я и нашел. Сегодня его тоже нет. Говорят, врач сказал, не надо напрягаться, он в больнице пролежал больше двух с половиной недель, а если не будет напрягаться, на этой неделе все будет в норме. В общем, он ходит, но выглядит паршиво, я его видел — вчера видел его. В руку ему еще сандалят, он говорит, что напряжно от этого все равно, курить бросил, а лучше б, наверно, не бросал. Говорит, ему в грудь как ножом засаживают.
— Наверно, значит, какое-то время не сможет ничего тягать, — сказал водитель. Он остановился на красный на перекрестке с Нилэнд-стрит.
— Сейчас-то не может точно, — сказал Когэн. — Я думаю — лично я думаю, мужику очень фигово. Он же всегда, знаешь, как ни увижу его, он вечно ноет, как ему паршиво и прочее, то желудок беспокоит, а если не одно, так что-нибудь другое. А вот теперь точно свалился, это сразу видно, потому что ничего не говорит вообще, если только не подойдешь и не спросишь, но даже так ему рассказывать не в жилу. Думаю, допереживался.
Светофор мигнул, и «торонадо» миновал перекресток, а водитель сказал:
— Он мне сказал, когда услыхал, что, если Диллон не сможет, я должен поговорить с парнем, которого он прислал.
— Доедешь до кино, вон, — сказал Когэн, — видишь? Бери правее, там машину поставить можно.
— Это ты? — спросил водитель.
— Диллон сказал, где ты будешь и чтоб я там был и ждал тебя, — сказал Когэн. — Я обсмотрел все вокруг — не увидел больше никого, кто б мог туда прийти с тобой повидаться. А ты?
Водитель поставил «торонадо» за розовый «тандербёрд».
— Пару вечеров назад Марка Трэттмена потрясли, — сказал водитель.
— Слыхал, — отозвался Когэн. — Где-то пятьдесят три куска взяли?
— Ну, — ответил водитель, — скорее около полтоса. Два щегла.
— Ага, — сказал Когэн.
— Ты или Диллон что-нибудь про двух щеглов слыхали? — спросил водитель.
— Земля слухом полнится, — ответил Когэн. — Я слыхал, например, они в масках были.
— Точно, — подтвердил водитель.
— Поэтому, — сказал Когэн, — может, и не щеглы.
— Волосы длинные, — сказал водитель. — Люди видели, с-под низу торчали.
— Послушай, — сказал Когэн, — у меня теща болеет, нам к ней в воскресенье надо было ехать проведывать, поэтому, само собой, и в церковь пришлось, чтоб ворона ничего плохого не заподозрила. У попа там тоже длинные волосы были, елки-палки. Они парики могли напялить или как-то. Поди узнай.
— Так, — сказал водитель, — а одеты они были, как щеглы. В джинсовке, и воняло зверьем от них, Трэттмен говорил.
— Трэттмен говорил, — сказал Когэн. — Да от кучи народу воняет, послушай.
— Еще Трэттмен говорил, — сказал водитель, — у того, кто разговаривал, голос совсем пацанский.
— Трэттмен говорил, — повторил Когэн.
— Насколько я знаю, — сказал водитель, — у Трэттмена со слухом порядок. Да и с носом, и со всем остальным.
— Не-а, — сказал Когэн. — Ничего такого я все равно не слыхал.
— Но потом, само собой, когда я с ним разговаривал…
— Ты разговаривал с Трэттменом? — спросил Когэн.
— Нет, конечно, — сказал водитель. — Трэттмен позвонил Кангелизи, ему передали, и только потом я с ним поговорил.
— А, — сказал Когэн.
— Это важно? — спросил водитель.
— Может, и нет, — ответил Когэн. — Мне просто интересно стало, с чего это Трэттмен решил тебе позвонить. Я б не стал.