Убийство в третьей степени - Галина Ивановна Лапаева

даже ресницы у нее не моргают. Когда гостья закончила говорить, хозяйка медленно поднялась и так же медленно вышла из комнаты. Галя не осмелилась пойти следом. Анны долго не было и племянница, наконец-то, решилась пойти посмотреть, где тетя. Тетя сидела на кухне, вытянув руки вдоль стола, и смотрела на стену перед собой невидящими глазами. Галя подошла к ней сзади и, наклонившись, обняла за плечи.

– Прости, – как будто в чем-то была виновата, проговорила она.

– Тебе не за что просить у меня прощенья, это я должна его у тебя просить. Ведь мой сын мог и тебя…Это я должна просить у тебя прощенья за то, что вырастила такого сына. О, Господи, дай мне силы пережить все это. – И она зарыдала, упав головой на стол. Плакала она долго, надрывно. Галя стояла у нее за спиной, прижавшись к стене. Она ждала, когда тетя успокоится. Когда рыданья стали стихать, достала из сумочки валерьянки и подала ей со стаканом воды. Та посмотрела на нее с благодарностью, приняла таблетки, запила водой и заговорила.

– Замуж я вышла сразу после института за своего однокурсника, все у нас было хорошо, и только одно обстоятельство не давало нам быть полностью счастливыми – не было у нас деток. Куда мы с мужем только не обращались, в разные клиники, ездили в санатории – все напрасно. И вот, когда мы уже решили взять ребеночка из детского дома, я вдруг забеременела. Нашему счастью не было конца. Больше десяти лет мы ждали этого дня и вот он настал. Родился мальчик. Он так был похож на меня, что муж иногда даже ревновал, говорил, родила ему замену. И действительно, муж отошел на второй план. Я души не чаяла в своем мальчике, мужу стала меньше внимания уделять. Он обижался, что я на него совсем внимания не обращаю, хотя сам тоже безумно любил сына. Но однажды он собрал вещи и ушел к своим родителям, оставив нам с сыном квартиру, хотя получал ее он. Прошло три месяца, и он вернулся. Сказал, что был не прав и что не может без нас. Мы оба баловали нашего мальчика, все лучшее было для него, дорогая одежда – ему, лучший кусочек – ему. Когда Рома был маленьким, он был умным послушным ребенком. Я уволилась с работы и занималась только им. На работу я пошла только тогда, когда Рома пошел в школу. Вот тут и начал проявляться его эгоизм. В школе он требовал к себе внимания, хотел быть во все лидером, но не по своим хорошим делам, а просто потому, что он лучше всех. Он так считал. С тех пор, как он начал что-то понимать, он уяснил для себя, что он самый красивый, самый умный. Сначала дети потянулись за ним, но потом постепенно уже к окончанию школы он остался один. У него не было друзей, не было любимой девушки. Он не умел дружить – из любых отношений он пытался извлечь какую-то материальную выгоду. Возможно, в этом виноваты мы, да нет, не возможно, а точно только мы. У него всегда все было, он ни в чем не нуждался, никогда не интересовался, на какие деньги куплено то или это. Папа работал на двух работах, я работала на двух работах, и все для него. Но когда он подрос, того, что мы зарабатывали, стало не хватать, запросы нашего сына росли не по дням, а по часам. После выпускных экзаменов в школе он потребовал купить ему машину. Получив отказ ( это был первый отказ в его жизни), он не стал слушать наших объяснений о том, что нам просто напросто негде взять таких денег, он собрался и с порога бросил:

– Ну и не надо. Я сам заработаю и куплю себе все, что захочу. Вы еще будете у меня на кусок хлеба просить, а я подумаю, дать вам или нет.

   Ночевать домой он не пришел, такое случилось впервые. Мы с отцом не спали всю ночь, звонили знакомым, одноклассникам, но никто ничего не знал. Пришел он через трое суток, когда мы уже собирались пойти в милицию с заявлением о пропаже сына. Мы обрадовались, что сын вернулся домой, но это был не наш сын. Вроде бы внешне он не изменился, но это был не он. Стали жить мы снова вместе, но вроде бы жили врозь. У него своя жизнь, у нас своя. Рома уходил, когда хотел, ничего нам с отцом не говоря, мог неделю не приходить домой, где бывал, что делал, мы не знали. На наши любые вопросы, отвечал всегда одно и то же: а вам не все равно?

   У него стали появляться деньги, большие деньги. Сначала он купил себе очень дорогую одежду, затем дорогой компьютер, потом машину, правда, нашу отечественную ЛАДУ, но понаставил на нее всякой всячины, даже телевизор маленький там у него был. Нас с отцом он даже ни разу в эту машину не посадил. Мы пытались с ним поговорить, увещевали его, но он молчал, как будто мы вовсе и не с ним говорили. Купил себе однокомнатную квартиру, но не жил там, а просто иногда уходил туда. Однажды он пришел домой с металлическим кейсом, закрылся в своей комнате. Мне хотелось посмотреть или хотя бы подслушать, чем он там занимается, может звонить куда-то будет. Для нас жизнь нашего сына была потемки. Я подошла тихонечко к двери и прислушалась, из комнаты доносилось тихое бормотание, я не могла разобрать, что он там шепчет, а главное с кем разговаривает, он же пришел один. Я позвала мужа, тот подошел, прислушался, послушал чуть-чуть и отойдя от двери, сказал:

– Деньги считает, и уже много насчитал, – он прошел на кухню, встал возле окна и, глядя на улицу, горько так сказал, – лучше бы он вовсе не родился.

   Я испугалась, подошла к нему.

– Что ты говоришь, это же наш сын Мы его больше десяти лет ждали. Что ты говоришь? – Я плакала, а он обнял меня, и я чувствовала, как он весь дрожит.

   –Анюта, у нас больше нет сына, понимаешь, он принадлежит деньгам. Неужели ты не замечаешь, что у него нет никого, у него нет родителей, нет друзей, нет любимой девушки, у него есть только деньги и есть деловые партнеры, с которыми он зарабатывает деньги, и я не думаю, что зарабатывает он их честным путем. До добра все это его не доведет, и не будет ничего удивительного