Добрым демоном и револьвером #1-#7 - Харитон Байконурович Мамбурин

случаев, поверь мне. Ты можешь… более того, ты должен освободить Иеками-сан от её статуса заложницы. Не будет никакого кровопролития. Тебе не придется рисковать жизнью. Ей не придётся служить переходным призом из рук в руки, терпя одно унижение за другим…

Я смотрел в глаза говорившего. В умные и проницательные глаза подлой и двуличной твари, приказавшей комаину молчать. Директор академии Якудзёсейшин-сеудай господин Асаго Суга изволил смотреть на меня, как на вспыльчивого и не особо умного ребенка, скорбно качая головой на каждой отдельной фразе.

— Вы человек многих талантов, Асаго-сан, — наконец ответил я ему, — Управлять такой большой и разношерстной академией, курировать воспитание Героя, да еще и пытаться провернуть что-то на стороне… я вами восхищаюсь. Конечно, стоит заметить, что ранее я вас рассматривал как своего союзника и прикрытие на территории академии…

— Конечно же… — тут же оживился японец, но договорить я ему не дал.

— Конечно же нет, — жестко отрезал я, — На меня нападали два ученика, применяя смертельный уровень силы. Что делали комаину? Что сделали вы? Как они были наказаны? Кто запретил псам-охранникам разглашать информацию, по чьей именно вине культисткая миазма захлестнула их родных? Кто пропустил ко мне, испытывающему очень большие проблемы со здоровьем, двух неинформированных кретинов в палату больницы? Кто пустил за ними следом Отагавари Макото, ныне покойного?

— Эмберхарт-кун…

— Я не жду от вас ответов, Асаго-сан, — я встал с кресла, — Вопросы и сомнения в вашей компетентности уже заданы мной совершенно другим людям. То, что в данный момент вы меня уговариваете поступиться честью и будущим, еще больше убеждает меня в том, что ни о какой лояльности с вашей стороны речи идти не может. Всего доброго.

У самых дверей меня поймал спокойный и усталый тон директора:

— Эмберхарт-кун, вы еще не поняли, что Иеками-сан неподъёмная для вас ноша?

— Вы задаёте этот вопрос человеку, решающему, может ли позволить себе Япония обладать двумя «Паладинами», Асаго-сан.

Официальные дуэли в Японии проводились либо за городом, либо на немногочисленных аренах-стадионах города, снабженных удобными специальными балкончиками для зрителей. Тут даже монокуляры для лучшего обзора в аренду предлагались, да и напитки вкусные были в высоком ассортименте. Прямо хоть сиди весь день с газетой, кури трубку, пей что-нибудь прохладительное и смотри, как люди друг друга убивают. Правда, сквозь сетку-рабицу из чистого серенита вид был, наверное, не особо хорош.

Поглазеть на мой бой пришли немногие — оплата балкончика и услуг специального смотрителя, готового в любую секунду поднять на балконе тяжелый серенитовый щит, стоили немало, но, тем не менее, десятка три зрителей было. В их числе оказались и Евгений с Сент-Амором, и даже Маргарита Голденштерн, бессовестно не пришедшая в обещанное ей самой время. Сейчас она сидела рядом с русом и извинялась мне ослепительно белой улыбкой. Иеками и Цурума присутствовали также, последней еще приходилось держать на плече взлохмаченную головку дремлющей Момо. Другие же гости представляли из себя солянку из разных курсов академии, за исключением очень мрачного мужика лет пятидесяти, сидящего со сложенными на груди руками.

На самом будущем месте дуэли кроме меня присутствовал лишь растерянный Ятагами Шо, щеголяющий темными кругами под глазами, да местный судья — седой суровый мужчина с военной выправкой и с протезом вместо левой ноги. Протез был явно худшего качества из возможных, хотя ничто во внешности мужчины не выдавало его бедность. Может, подарить ему новый? Так сказать, навести мосты, я тут явно не последний раз.

Торопыжка был в простом белом кимоно, перетянутом черным поясом, и стоял на песке босиком. Я же в полном «городском» наряде, включающем в себя шерстяной плащ до щиколоток и… с мечом. Последний вызывал интерес и замешательство у всех, кроме судьи, тот деловито проверял, чтобы мы не протащили на арену чего-либо не заявленного. Такового не нашлось. Мой выбор на бой состоял из условий «легкая броня и меч», Ятагами же собирался закономерно использовать техники.

— Вы не имеете права использовать внутреннюю энергию, — с этими словами на моём запястье защелкнулся узкий кожаный браслет со стразами кристаллов. Сигнализатор. Только у меня, Шо вместо этого получает предупреждение, что он не имеет права хвататься за мой меч, если я его выроню в бою, а также использовать для любых целей мою одежду, если я её лишусь в ходе поединка. Последним мне задается вопрос — почему мое лицо и волосы подозрительно поблескивают. Объясняю судье, что нанесена огнезащитная мазь. Он согласно кивает — подобное вполне приравнено к «легкой броне».

Наступает время последних слов. Шо бледен, глубоко дышит, определенно старается сосредоточиться. Встаем с ним на расстояние полутора метров друг от друга. Между нами жужжит протезом зорко наблюдающий за руками обоих судья.

— Я сожгу тебя, — говорит Ятагами быстро и нервно, — а затем сделаю сэппуку. Прямо тут. А затем глава рода снимет с Иеками статус заложницы. Вот так вот, Эмберхарт-кун. Вот как это кончится.

Меряю его взглядом. Отворачиваюсь и… совершаю небольшой «поклон при знакомстве» по направлению к сидящему на отдельном балкончике мрачному мужику. Брови того на долю секунды прыгают вверх, затем он, спустя несколько секунд раздумий, поднимается с места и совершает точно такой же поклон в мою сторону. Балкончики со студентами разражается негромким обсуждением, а Шино сидит, прикусив губу от волнения. Поворачиваюсь к сопернику, оповещая судью, что готов к бою. Тот разводит нас с Шо на расстояние в двадцать метров.

Долго всё это. Уже хочется курить.

Сигнал. Взяв меч наизготовку, быстрым рваным шагом иду к противнику. Качаюсь и дергаюсь, старательно выверяя свои движения. Читал когда-то давно в первой жизни о страшном искусстве «качания маятника»… понятия не имею, что это такое. Цель ясна — сблизиться, не дав противнику попасть по мне чем-нибудь жгучим. У Ятагами задача обратная, он быстро двигает сомкнутыми руками, выполняя пальцами какие-то сложные жесты. Воздух между нами поддёргивается рябью, мне в лицо пыхает жаром. Морщусь, прикрывая лицо предплечьем свободной руки, отпрыгиваю назад.

— Тебе стоило выбрать револьвер, Эмберхарт-кун! — звучит юношеский голос из-за сплошной пелены перегретого воздуха.

Обхожу на почтительном расстоянии японца по кругу, собранный и готовый ко всему. Он силён, сумел поставить круговую защиту на очень приличном расстоянии от себя, метров пятнадцать в диаметре! Меня же пока интересует другой вопрос — насколько я его чувствую? Ощущается Шо вполне, но только из-за того, что его внутренняя энергетическая система работает на полную катушку. Пойдёт.

— Ты раньше убивал, Шо-кун? — фамильярно интересуюсь у противника, тут же резко дергаясь в кувырок, чтобы пропустить над собой какой-то бесформенный огненный сполох, окатывающий