Ореховый посох - Джей Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Версен наклонился к ней и крепко взял ее за плечи.
— Я никогда тебе не говорил... А надо было сказать! Я люблю тебя.
Он притянул ее к себе, неловко поцеловал в губы и, снова лишившись сознания, рухнул на подстеленный ею плащ.
— Ну конечно, любишь. — Брексан устало оперлась спиной о корявый дубок. — Да и что еще ты мог мне сказать, в самом деле? Может быть, «привет» или «ты кто?». Но нет, это на тебя не похоже, мой сумасшедший ронский нахал. Ты сразу берешь быка за рога. «Я люблю тебя». Ничего себе! Весьма откровенно и, должна признать, весьма храбро с твоей стороны. — Она отпила из бурдюка немного вина и с какой-то грустной насмешкой прибавила: — Я понимаю, с моей стороны это, наверное, совершенно нелепо и неожиданно, но, пожалуй, и я тоже «тебя люблю».
Версен ей не ответил: он крепко спал.
Брексан рывком поднялась на ноги и стала собирать валежник для костра, нервно озираясь и ожидая очередного нападения алмора. Однако та резвая кобыла, что не давалась ей, спокойно паслась рядом со стоянкой, и Брексан решила, что пока опасность им не угрожает. Устроив себе постель, она тихонько сказала в сторону кустов, где лежал тот молодой незнакомец:
— Спи крепко. И если утром ты все еще будешь любить меня, я, может быть, даже сварю тебе текан.
Потом она долго лежала у костра, глядя на звезды и всей душой ощущая опасную близость Блэкстоунских гор, таинственных и беспросветно черных. Брексан не хотелось даже думать о том, куда может завести ее преследование Джакриса; Блэкстоун всегда славился своими предательскими утесами и ненадежными, узкими, как бритва, тропами.
— Хотя выбора-то у меня и нет, — шепнула она звездам. — И назад я теперь, разумеется, уже повернуть не могу.
Ветерок, дувший вдоль реки, превратился в порывистый ветер, и Брексан села, неодобрительно покачала головой, натянула сапоги и пошла туда, где лежал Версен. Затем отыскала то одеяло, которое вчера вечером срезала с седла, и укрыла им спящего. А потом снова вернулась к своей постели у костра.
Там она постояла немного в задумчивости, потом, стиснув зубы, с отчаянием пробормотала: «Росла без матери, дитя кровосмесительного союза, стала проституткой, чтобы выжить...» — и опять повернула к зарослям, где спал незнакомец. Когда она наконец снова улеглась, сапоги с Версена были сняты и аккуратно поставлены с ним рядом, а одеяло, заботливо подоткнутое со всех сторон, чтоб не сорвал холодный ночной ветер, укрывало его до самого подбородка.
* * *
Брексан проснулась в серых предрассветных сумерках, потому что кто-то тихонько толкал ее в бок. Она резко вскочила, отбросив одеяло и надеясь этим сбить с толку нападающего и выиграть перед неизбежной схваткой хотя бы миг. В одной руке она сжимала кинжал, а в другой — короткий меч; по привычке она схватила их еще до того, как оказалась на ногах. Моргая и пытаясь прогнать застилавшую глаза сонную пелену, она с изумлением увидела перед собой Версена.
— Эй, тише, тише! — Он поднял руки. — Я же не вооружен — по твоей милости, как я полагаю, — так что успокойся, пожалуйста.
Версен медленно опустил руки, и Брексан тут же накинулась на него:
— А с какой стати ты подкрадываешься ко мне, когда я сплю? Эх ты, бычок деревенский, неотесанный! — Голова у нее слегка кружилась: слишком резко она вскочила на ноги. — Я же тебя убить могла!
— Могла, — подтвердил он добродушно, — а могла и в обморок грохнуться. — Он сел и жестом пригласил ее последовать его примеру. Потом потянулся к бурдюку с вином. — Разве ты не знаешь, что мгновения, когда человек просыпается, самые для него трудные? Да любой переход от глубокого сна к чему угодно для души и тела мучителен, а ты вскочила как ошпаренная. — Он передал ей бурдюк. — На вот, глотни.
Сунув кинжал в ножны, Брексан приняла бурдюк и сделала большой глоток.
— Меня зовут Версен. Я из Роны.
— Брексан. Уж это-то я про тебя знаю.
— Это ты меня ночью одеялом укрыла? И сапоги с меня сняла?
— Я.
— Спасибо.
— Было холодно.
— Да, холодно, так что еще раз спасибо. — Версен провел рукой по поясу и, не обнаружив там оружия, спросил: — А не ты ли случайно меня разоружила?
Брексан мотнула головой в сторону сваленных в кучу у костра седельных сумок и заплечных мешков.
— Все вон там лежит. И я не то чтобы тебя разоружила, а просто не хотела... — Она помолчала. — Не хотела, чтобы ты случайно поранился, если на живот перевернешься.
— Ну что ж, тогда я еще раз должен поблагодарить тебя, Брексан.
— Что-то ты больно часто меня благодаришь.
— Это верно; пожалуй, и впрямь слишком часто. — Версен склонился над почти догоревшим костром и принялся раздувать угли и осторожно ворошить валежник, пока пламя вновь не разгорелось, весело потрескивая. — А ты не знаешь, что с остальными случилось?
— За ними алмор погнался, они вон туда, вглубь ущелья ушли. Но убил он только ту лошадь, на которой ехала женщина.
Версен потер затылок и вытащил из волос несколько комков запекшейся крови.
— От меня, значит, толку мало было?
— Не вини себя. — Брексан решилась наконец и меч тоже сунуть в ножны и села рядом с Версеном у костра. — Алмор — существо магическое, древнее; он обладает невероятной силой. Тебе и так здорово повезло, раз ты не погиб.
— Ну, ладно, как только рассветет, придется нам пойти на поиски. — Он осекся, быстро глянул на Брексан и поправился: — Правильнее сказать, конечно, мне придется пойти. — И он, поколебавшись, спросил: — А все-таки, кто ты такая? И что делаешь здесь, в горах, совсем одна?
И Брексан вдруг почему-то начала рассказывать этому незнакомому человеку о своем участии в штурме Речного дворца, о предательском убийстве Бронфио и о своем решении преследовать Джакриса до тех пор, пока она либо поймет, почему он так поступил, либо схватит его и передаст в руки правосудия. Где-то на середине рассказа у нее мелькнула мысль, что вряд ли это разумно — вот так все выбалтывать какому-то повстанцу, наверняка поклявшемуся освободить Рону от малакасийских оккупантов. Но было в нем что-то такое, отчего она чувствовала себя с ним совершенно свободно и почему-то была уверена, что доверять ему можно, вот только не знала, откуда взялась эта уверенность.
Когда она закончила свой рассказ, солнце как раз показалось над краем неба.
— А тебе разве не приходило в голову, что они непременно убьют тебя, если поймают? — с некоторым недоверием спросил Версен. — Им не понять, зачем ты покинула свой полк, став дезертиром, да еще в чужой стране, где такой, как ты, странствовать в одиночку — самый верный путь к тому, чтобы тебя убили повстанцы, которые, разумеется, всех малакасийцев ненавидят.
— Ты знаешь, пожалуй, я действительно в тот момент не задумывалась о последствиях своего поступка, — призналась Брексан, вытаскивая из седельной сумки пару яблок и протягивая одно Версену. — Я страшно разозлилась. Я стала солдатом не для того, чтобы убивать невинных людей. — Она откусила от яблока большой кусок, старательно его прожевала и только после этого, пожав плечами, прибавила: — Не знаю. Но, наверное, я вообще ничего как следует не обдумала.