Песок в раковине - Н. Свидрицкая

Борьба вокруг него шла отчаянная. Сведения о Грите и двойнике стоили половины Вселенной в эти дни. Грит пришёл к Пскему, прошёл над ним, не отвечая на позывные Союза не смотря на мероканские сигнальные огни, уничтожил месторождения пска и исчез. Судя по манёврам, которые он предпринял, им управлял человек или какое-то другое существо, прекрасно знающее тактику космических манёвров кинтаниан и возможности киборга. Если это был двойник — а все склонялись к тому, что другого быть не могло, — то он был из развитого и сильного мира, вроде Корты, Кинтаны или другой планеты Союза. Либо Вэйхэ где-то вырастили и воспитали его, но тогда почему мероканские огни? Для маскировки? Для того, чтобы кинтаниане растерялись и не смогли вовремя ничего предпринять? Ош был там, он знал многое, если не всё. Союз и Биафра кипели и пенились вокруг него. Тарва сочла необходимым задержаться здесь с позволения Наместника Корты, лорда Кора, как его представитель — Кор был дальним родственником Ошей. За голову Оша шла настоящая война, и не случайно сейчас весь гигантский военный комплекс Хирто охранял только его одного! Тарва не могла не жалеть его, не смотря на всю свою неприязнь: на его месте она, наверное, просто сошла бы с ума. Он ведь находился в полной изоляции и неизвестности. Если ему запретят обряд, он станет военным преступником и отправится на тюремный терминал в глубокий космос, где станет досягаем для охотников за знанием, которым владеет, и именно за это сейчас так яростно боролись все вокруг него. На фоне всего этого Ош не мог не вызывать сочувствия. По неписаным правилам своей касты он не мог даже спросить ни у кого, что происходит и как идут его дела. Тарва, раздумывая над этим, иногда склонялась к тому, чтобы сказать ему об этом самой, подкараулив момент, когда он выходит на ежедневную прогулку. В обмен на сведения о Грите, понятное дело.

— Рана Орина была очень тяжёлой? — Спросила леди Арина.

— Смертельной. — Ответил Ош. Он почти не изменился, только немного похудел, кисти рук торчали из ставших широкими рукавов. Но руки не дрожали — он был абсолютно спокоен.

— Его ранил мутант?

— Нет. Лорд Кирин, когда…

— Без подробностей. — Леди Арина сделала отвращающий жест. — Достаточно твоего слова. Его нельзя было спасти иначе?

— Нельзя. Он потерял много крови и был отравлен грязным пска. Нужно было переливание.

— И на Грите кровь нашлась?

Ош промолчал, глядя на неё так, что она поняла значение этой паузы вполне.

— Он остался на Грите? По своей воле?

— Да. С ним всё в порядке, он в безопасности.

— Понимаю. — Леди Арина действительно поняла теперь почти всё. Достала крохотную круглую ампулу. — — Это особый препарат. Запрещённый. Его изобрели на Шхаре. Если тебя попытаются подвергнуть особой обработке с целью заставить говорить, ты умрёшь.

— Сколько она действует?

— Неделю.

— Спасибо. — Ош взял ампулу и прижал к артерии на запястье. Ампула мгновенно лопнула, и её содержимое быстро впиталось в кожу и кровь.

— Ты похудел. — Строго глядя на его запястья, заметила леди Арина. — Плохо ешь?

— Немного нервничал. Но теперь всё в порядке.

— Вот и хорошо. — Леди Арина позволила себе небольшую вольность, зная, как Ош нуждается в таких пустяках, и легонько погладила его по щеке костяшками пальцев. — Заботься о своём здоровье, а обо всём остальном теперь позабочусь я.

У него что — то дрогнуло в лице, совсем чуть — чуть, но леди Арина и это сочла проявлением слабости. Всё-таки он был прискорбно чувствителен! Вздохнула: он, бедняжка, не виноват, старается, как может.

— С мероканским Командором я поговорила. — Сказала она, делая вид, что ничего не заметила. — И осталась довольна, не смотря на её чудовищные манеры. — Взглянув на Оша, она была поражена: на него словно плеснули живой водой, щёки порозовели, глаза заблестели, руки дрогнули впервые за всё время их беседы. Он сжал их, глядя на леди Арину с такой радостной тоской в глазах! Словно ничего более важного для него до сих пор леди Арина не произносила! Лицо леди Арины стало непроницаемо — суровым.

— Ты так обрадовался тому, что разговор был удачным, или тому, что я упомянула эту ужасную мероканку, Ош?

Он вздрогнул.

— Не пытайся провести меня. Отвечай: она тебе нравится?

— Да. — Ответил он достаточно твёрдо.

— Хвала небесам, вы никогда не нравитесь мероканкам! — В сердцах произнесла леди Арина. — Тебе мало того, что стало из-за этой пагубной страсти с предыдущим Ошем и со всеми нами?! Ради твоего же блага я советую тебе выкинуть из головы эту блажь. Конечно, сейчас тебе необходимо что-то, что отвлечёт тебя от тягостных ожиданий, но если всё закончится хорошо, я поговорю с тобой на эту тему.

— Да. — Тихо повторил Ош.

— Я всё взяла на себя. — Повторила леди Арина уже мягче. — Твой дядя тоже не бездействует. Он уже получил приглашение к Понтифику. Наберись мужества и жди.

— Спасибо. — Ош ждал, что леди Арина скажет ещё что-нибудь про Тарву, хоть что-то. Он каждый день ждал, что что-то напомнит ему о ней, и был жив этим ожиданием. Но леди Арина не собиралась потакать ему в этом, и ясно дала это понять. Поэтому Ош смирился и вновь приготовился ждать. А леди Арина, вновь наказав ему правильно питаться и заботиться о своём здоровье, отбыла восвояси. Вдохнула полной грудью свежий горный воздух, выйдя на поверхность… Ей предстояли трудные дни, и она уже сейчас начала готовить себя к ним.

Для Оша потянулось томительное ожидание, тем более томительное, что не заполненное ничем. Его никто не трогал, не унижал, не допрашивал, не пытался запугивать или давить — на Кинтане так не делалось. Всё происходило сейчас вдали от военного комплекса, где содержался Ош; решалось вполне цивилизованно и благопристойно. Кто-то доказывал, что Ош своим молчанием наносит вред Кинтане и является военным преступником, а кто-то — и первая леди Арина, — доказывал, что он не молчал бы, имей это молчание что-то опасное для Кинтаны и Союза, и требовал для него возможности доказать это с помощью древнего сурового обряда. Обряд этот не совершался уже более трёхсот лет, но его никто не отменял, а на Кинтане этого было достаточно. Обряд этот, свершившись, снимал с Оша все подозрения и обвинения; если бы он умер, он реабилитировал бы его имя и его родственников, которые считались бы родственниками героя, поэтому для всей семьи Оша, и особенно для Понтифика и леди Факиа это был самый выигрышный вариант.

Его не трогали, но за ним