Север и Юг - Элизабет Гаскелл

— И возможно, он никогда бы не подумал, если бы не ложь, которая в данных обстоятельствах, тут я согласен с вами, была необходима.

— Она была не нужна. Теперь я знаю это. Я горько раскаиваюсь, что солгала.

Повисло долгое молчание. Маргарет заговорила первая:

— Поскольку мало вероятности, что мы встретимся с мистером Торнтоном… — Ее голос прервался.

— Я бы сказал, что есть много гораздо более невероятных вещей, — ответил мистер Белл.

— Но я уверена, что больше не увижу его. Все же, так или иначе, никому не понравится так низко пасть в… во мнении друга, как упала я. — Ее глаза наполнились слезами, но голос оставался твердым, и мистер Белл не смотрел на нее. — А теперь, когда Фредерик потерял всякую надежду и почти потерял желание оправдать себя и вернуться в Англию, было бы справедливо все объяснить. Будьте любезны, если сможете, если будет возможность… не навязывайте ему объяснение, но расскажите ему все обстоятельства, а также что это я разрешила вам поведать ему обо всем, потому что считаю, что ради папы мне нельзя потерять его уважение, хотя, вероятно, мы никогда больше не встретимся.

— Конечно. Я полагаю, он должен знать. Мне бы не хотелось, чтобы на вас упала даже тень подозрения. Он не знал, что и думать, когда увидел вас наедине с молодым человеком.

— Что касается этого, — сказала Маргарет довольно надменно, — я полагаю, «Honi soit qui mal у pense».[60]Все же я бы предпочла, чтобы вы все объяснили, если для этого представится удобный случай. Я не то чтобы хочу очистить себя от подозрения в непристойном поведении… если бы я считала, что он подозревал меня в этом, мне было бы безразлично его доброе мнение… нет! Чтобы он мог узнать, какое искушение я испытывала и как попалась в ловушку, почему я тогда сказала неправду, одним словом.

— За которую я не виню вас. Это не моя предвзятость, я уверяю вас.

— Что мне до мнения или суждения других людей о правильности или неправильности моего поступка, когда я сама в глубине души сознаю, совершенно убеждена, что поступила дурно. Но мы больше не будем говорить об этом, с вашего разрешения. Все уже сделано — мой грех совершен. Теперь мне придется нести этот груз и всегда быть по возможности честной.

— Очень хорошо. Если вам нравится терзать и упрекать себя, да будет так. Моя совесть всегда крепко заперта, как пружина в коробке, потому что когда она выскакивает, то поражает меня своим размером. Поэтому я снова уговариваю ее уменьшиться, как рыбак уговаривал джинна. «Замечательно, — говорю я, — думать, что вы спрятаны надолго в таком маленьком сосуде, чтобы забыть о вашем существовании. Прошу вас, сэр, вместо того чтобы с каждым разом расти все больше и больше и ставить меня в тупик своими неясными очертаниями, не могли бы вы еще раз сжать себя до прежних размеров?» И когда я снова ее закрываю, разве я не ставлю печать на сосуд и не забочусь о том, как бы снова ее не открыть и не пойти против Соломона, мудрейшего из людей, запершего ее там.

Но Маргарет не улыбнулась ему в ответ. Она едва ли слушала, что говорил мистер Белл. Она думала только об одном: что она лишилась доброго мнения мистера Торнтона, он разочаровался в ней. Она не думала, что объяснение может вернуть ей его любовь, нет, но его уважение и доброе мнение, которое, она надеялась, заставит его пожелать, в духе прекрасных строк Джералда Гриффина:

Повернуться и поглядеть мне вослед,

Услышав мое имя.

При мысли об этом у Маргарет перехватывало дыхание и она чувствовала комок в горле. Она пыталась утешиться мыслью о том, что, как бы плохо он о ней ни думал, это не может изменить ее. Но это была недостойная уловка, иллюзия, которая не устояла перед силой раскаяния. Двадцать вопросов мистеру Беллу готовы были сорваться с ее языка, но ни один из них она не задала. Мистер Белл подумал, что она устала, и рано отправил ее в комнату, где, прежде чем пойти спать, она долго просидела у открытого окна, вглядываясь в пурпурный купол неба, где зажигались звезды, мерцали и исчезали за огромными тенистыми деревьями. Всю ночь на земле горел маленький огонек — свеча в ее бывшей комнате, которая сейчас служила детской для нынешних обитателей дома священника, пока не построят новую. Ощущение перемены, личной незначительности, недоумения и разочарования переполняло Маргарет. От прежнего ничего не осталось. И осознание этого непостоянства причиняло Маргарет больше боли, чем если бы все, что было ей знакомо, просто изменилось до неузнаваемости.

«Теперь я начинаю понимать, какими блаженными… великолепными и гармоничными должны быть слова „И ныне, и присно, и во веки веков“. Предвечный! „Из века в век Ты — Бог“. Это небо надо мной выглядит так, как будто не менялось, но все же оно не такое. Я так устала, так устала, что меня уносит водоворотом жизни, в которой ничто не остается прежним — ни человек, ни место. Это похоже на круг, в котором постоянно вращаются жертвы страсти. Принадлежи я к другой религии, я бы постриглась в монахини. Я ищу неземной стойкости в земном постоянстве. Будь я католичкой, я бы стала монахиней, чтобы унять свое сердце, оглушив его сильным ударом. Но я стала бы тосковать по себе подобным. Нет, не по себе подобным, поскольку никогда мое сердце не исполнится иной любовью, кроме любви к ближнему. Может, так и должно быть, может, нет. Сегодня вечером я не могу этого решить».

В тоске она легла спать, в тоске проснулась через четыре-пять часов. Но утро принесло надежду и более радостный взгляд на мир.

«В конце концов, это правильно, — сказала она себе, прислушиваясь к голосам игравших детей, пока одевалась. — Если бы мир оставался неизменным, он бы деградировал и погряз в пороках. Несмотря на мое болезненное отношение к переменам, прогресс кажется мне правильным и необходимым. Я не должна думать так много о том, как обстоятельства подействовали на меня. Лучше думать о том, как они действуют на других, если мне хочется сохранить справедливость в суждениях и надежду в сердце». И с улыбкой она вышла в гостиную и поприветствовала мистера Белла.

— А, юная мисс! Вы поздно легли прошлой ночью, поэтому поздно встали утром. У меня есть для вас новость. Что вы думаете о приглашении на обед? Утренний визит, буквально по росе. Здесь уже побывал викарий — он зашел по пути в школу. Полагаю, чтобы прочитать нашей хозяйке лекцию о трезвости на благо косарей. Словом, он был здесь еще до девяти, когда я спустился вниз. И нас пригласили отобедать у них сегодня.

— Но Эдит ждет моего возвращения, я не могу пойти, — ответила Маргарет, радуясь, что у нее есть хороший предлог отказаться.

— Да, я знаю. Я так и сказал ему. Я подумал, вы не захотите пойти. Но если вы захотите, приглашение остается в силе.

— О нет! — сказала Маргарет. — Давайте придерживаться нашего плана. Давайте отправимся в двенадцать. С их стороны очень любезно, но я в самом деле не могу пойти.

— Очень хорошо. Не переживайте. Я все устрою.