Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко

То есть, не понимая, как свести воедино несочетаемые варианты, мы прибегаем к Примирительным Оксюморонам (еще один прекрасный оксюморон). И тогда, как нам кажется, то, что не может быть вместе, прекрасно уживается: миротворческая миссия в Ираке; законы против судей (которые законами должны руководствоваться); политика на телевидении и балаган в парламенте; цензура запрещенной сатиры; запоздалое пророчество (как третья тайна Фатимы); арабские камикадзе (почти как синтоистские сарацины); шестидесятники, работающие с Берлускони; либеральный популизм. И конечно, гражданское партнерство, которому виртуозно противостоят разведенные сожители.

То, о чем я хочу поговорить, касается, конечно, не только меня, но и вообще всех, кто, публикуя книги или статьи, пользуется некоторой известностью в определенной области. Речь не идет о каком-то великом поэте, лауреате Нобелевской премии, выдающемся ученом. Я считаю (точнее, знаю), что это может коснуться и директора провинциальной гимназии, который, пусть в рамках лишь местного сообщества, даже если он за всю свою жизнь ничего не опубликовал, имеет репутацию человека образованного, уважаемого и заслуживающего доверия. Но не только. Бывает, это человек, которого нельзя назвать ни образованным, ни заслуживающим доверия, ни уважаемым, но который прославился, к примеру, благодаря тому, что пришел в одних трусах на телевизионное ток-шоу.

Итак, у всех их время от времени просят написать предисловие для какой-то книги. На подобные обращения каждый реагирует по-своему. Для одних такая просьба звучит как долгожданное признание, но другим, включая и меня, просьбы написать предисловие поступают десятками каждый месяц – на самые разные темы и от самых разных людей, от талантливого коллеги до стихоплета-графомана, от начинающего романиста до изобретателя вечного двигателя.

Теперь я обычно отвечаю так (кроме того, что не имею возможности прочитать все эти рукописи и опасаюсь стать махровым сочинителем предисловий): раз уж я отказываю близким друзьям, сказать «да» кому-то другому будет выглядеть для них оскорбительно. Как правило, на этом все и заканчивается. Но когда просит друг, я трачу время, сочиняя подробное письмо, в котором пытаюсь объяснить то, чему научили меня долгие годы работы в мире книг. И прежде всего объясняю, что мой отказ призван спасти его или ее от издательского провала.

Есть только два случая, когда предисловие не навредит. Первый – это когда тот, кому необходимо предисловие, уже умер: в этом случае даже двадцатилетний юноша может позволить себе написать вводную статью к «Илиаде», и Гомер от этого не пострадает. Второй – когда знаменитейший и всеми уважаемый автор пишет предисловие для молодого дебютанта. Безусловно, жест покровительства, но новичка это не беспокоит, напротив, он горд, потому что он восхищается недосягаемым автором предисловия, преклоняется перед ним и счастлив, что тот может поручиться за его первую работу.

Первый случай – это предисловие Живущего Почившему, второй – предисловие Великого Старца Юноше. Во всех остальных случаях – Живущего Живущему и Взрослого Взрослому – кроется риск смертельного удара по тому, для кого предисловие пишется.

Как правило, автор или издатель, обращаясь к условному господину Предисловелли с просьбой написать что-нибудь для книги условного господина Авторини, считают, что известность Предисловелли позволит им продать чуть больше экземпляров. Вполне возможно, так оно и случится, прибыль возрастет, пусть и незначительно, однако посыл, полученный при этом мудрым читателем, заключается в следующем: «Если этот Авторини, о котором я никогда не слышал, должен заручиться поддержкой Предисловелли, значит, хорошо, что я о нем ничего не слышал, ведь ясно же, что это незначительный автор, которому, скорее всего, Предисловелли уступил по дружбе, из жалости, политической солидарности или, быть может, в обмен на деньги или сексуальные услуги».

Когда я захожу в книжный магазин и вижу книгу Авторини, скажем, о мемуарной литературе в поствильгельмовскую эпоху[673], моя первая реакция: «Надо же, какой я невежа, я ничего не знал об этом Авторини; должно быть, он большой специалист по германскому поствильгельминизму!» Заметьте, это естественная реакция: если кто-то на конференции или в примечании к книге упомянет неизвестную мне работу некоего Авторини, моя первая реакция (если я умный человек) – это осознание пробела в собственном образовании и твердое решение немедленно или позднее познакомиться с трудами этого Авторини. Если же я найду в книжном магазине работу Авторини с предисловием Предисловелли, я сразу успокоюсь: понятно, почему этот Авторини мне незнаком, ведь ему необходимо заручиться чьей-то поддержкой, чтобы с ним считались.

Эти аргументы кажутся мне очевидными, прямыми и убедительными. Приводя их тем, кто просит у меня предисловие, я добавляю, что лично я (можно расценивать это как прискорбный избыток hybris[674], не спорю) не хотел бы, чтобы кто-то писал ко мне предисловие, скорее наоборот. Я против даже таких случаев, когда университетский преподаватель пишет предисловие для студента, потому что это наиболее убийственный способ (по причинам, изложенным выше) подчеркнуть молодость и незрелость автора.

Однако, как правило, это не убеждает моего собеседника, считающего, что мои доводы продиктованы лишь нежеланием. Так что по мере того, как я старею, многие люди, которых я пытался облагодетельствовать своим отказом, стали мне врагами.

Если только (поверьте, это действительно было) некто, публикующий книгу за свой счет, не включит в нее в качестве предисловия мой вежливый отказ. Чего не сделаешь в погоне за предисловием!

На интернет-сайте, который называется «Тайная история», приведена цитата якобы моего высказывания для испанской газеты El País, и там мне приписываются такие слова: «У “Красных бригад” была правильная идея борьбы с международными корпорациями, но они ошиблись, сделав ставку на терроризм». Далее следует, что я мог употребить выражение «товарищи заблуждаются» и утверждать, что «идеи были стоящие, методы неподходящие». И делается вывод: «Если это вклад в оценку итальянской культуры, тридцать лет спустя после убийства Альдо Моро, это мы уже проходили. К сожалению».

На сайте представлены также комментарии посетителей, и мне кажется толковым высказывание одного анонима, который пишет: «Я сомневаюсь, что профессор Эко говорит так тривиально. В “Маятнике Фуко” есть (среди прочего) его личная оценка свинцовых семидесятых, где он, конечно, не превозносит терроризм. Было бы любопытно услышать его точные слова, а не ту версию, которую дают нам газеты». Между тем владелец сайта не только не читал ни мой «Маятник Фуко», ни статьи, которые я писал для La Repubblica во времена дела Моро и которые переизданы в моей книге «Семь лет желания» (это его право!), но, подозреваю, не читал даже мое интервью в El País, а опирался на итальянскую прессу, резюмирующую некоторые высказывания. Вывод из неполных и сомнительных предпосылок является логической ошибкой и не может считаться правильным.