Темное искушение - Даниэль Лори

колени, провела губами по его шее и обхватила его эрекцию, которая становилась все тверже под моей рукой.

Я думала, что наконец-то получу то, что хотела, но тут он оттолкнул меня от себя на место и сказал:

— Я храню себя до брака, kotyonok.

Я сердито посмотрела на него.

Ему это казалось забавным.

Расстроенная, я встала и села на место напротив него.

Я просто составлю компанию Хаосу. Он тоже выглядел скучающим, но, по крайней мере, терпел мое присутствие.

— Ты такая милая, когда дуешься, — сказал Ронан.

Я приподняла бровь.

— Ты раздражаешь, когда притворяешься джентльменом.

Он бросил на меня тяжелый взгляд, который выражал так много, но я ничего не могла понять.

После этого мы не сказали друг другу ни слова, пока я не заметила, что мы не в Москве, куда, как я думала, мы направлялись. Я хотела знать, почему мы в Париже, хотя сдерживала свои вопросы, зная, что Ронан, вероятно, скажет мне, что мы здесь, чтобы увидеть туристические достопримечательности.

Когда мы вышли из самолета, нас уже ждала машина. Как только Ронан открыл дверь, Хаос прыгнул на переднее сиденье. Я подавила смешок.

— Похоже, ты сядешь сзади вместе со мной.

Надеюсь, это не искушает тебя дать обет безбрачия.

Ронан мрачно посмотрел на меня, но сел на заднее сиденье без жалоб. Пока Альберт вез нас в совершенно секретное место, я игнорировала Ронана, как и он меня, хотя это стало намного сложнее, когда он положил руку на мое голое бедро и медленно поднял платье, чтобы посмотреть, что под ним. Я догадалась, что он уделял мне больше внимания, чем я думала. Он знал, что найдет.

Ничего.

Все знали, что тонкий материал = линии трусиков.

Ронан издал грубый звук и сжал мою верхнюю часть бедра, прежде чем стянуть платье обратно.

— Тебе лучше молиться, чтобы поблизости не было сильного ветра.

— Мы в Париже. Я отлично впишусь.

Он не был впечатлен, поэтому я поцеловала раздражение на его губах.

Пока мы ехали по улицам Парижа, я присела на краешек сиденья, любуясь видами. Я никогда раньше не была в этом городе, и хотя я была взволнована возвращением в Москву, Париж был опытом, от которого я не отказалась бы.

Ресторан был не совсем тем местом, которое я ожидала увидеть. Конечно, я голодна, но не хотела сидеть и есть, не зная, зачем мы здесь. Альберт остался в машине с Хаосом, а я последовала за Ронаном внутрь. Нетерпеливый вопрос уже готов был сорваться с моих губ, но тут какая-то женщина привлекла мое внимание к креслу у окна.

Она уставилась на меня, ее лицо было бледным, как снег. Она была красива, даже когда ей перевалило за шестьдесят, и одета в серо-белую униформу, говорившая мне, что она, вероятно, работница. Она смотрела на меня, и слезы катились по ее щекам.

Неприятное ощущение наполняло меня, и я сказала:

— Ронан…

Он схватил меня за руку и проводил нас к столику.

— Mon Dieu,[147] — выдохнула она, прежде чем встать и положить руки мне на лицо. Si belle. Tellement comme ma Tatianna…[148]

Моя грудь скрутилась, когда знание проникло внутрь.

Она мама Татьяны.

Моя бабушка.

Она притянула меня к себе и зарыдала. Шок прошел под ее мягкими объятиями. Все те времена, когда я мечтала, хотела, нуждалась в этом семейном действии, промелькнули в моей голове, как стоп-кадры, каждая картина исчезала, когда мою грудь снова сшивали иголкой и ниткой. Я даже не знала эту женщину, но слезы текли от боли прошлого и облегчения от того, что я его отпустила.

Она отстранилась, чтобы посмотреть на меня, удивление блестело в ее влажных глазах.

— Ты, наверное, сейчас в шоке.

Сжав горло, я кивнула.

— Я тоже. — она глубоко вздохнула, успокаиваясь. — Пожалуйста, присядь рядом. Мне бы очень хотелось познакомиться с тобой поближе и ответить на любые твои вопросы.

Нервничая, я взглянула на Ронана, который спросил:

— Ty khochesh’, chtoby ya ostalsya?[149]

Я не была уверена, почему он говорит п Русски и понимает ли он, что сделал это. В его глазах вспыхнула сдержанность, и у меня возникло чувство, что он может подумать, что я больше не буду нуждаться в нем теперь, когда я воссоединилась со своей семьей. Но он ошибался. Но это то, что я должна сделать одна, поэтому я покачала головой и заговорила по-русски, надеясь, что это успокоит его.

— Ne ukhodi daleko.[150]

Он долго смотрел на меня, прежде чем подойти к бару.

После того, как я села напротив моей отчужденной бабушки, она долго смотрела на меня, и еще одна ее слезинка покатилась вниз.

— Мне очень жаль. Ты так похожа на Татьяну, что это шокирует.

— Я понимаю.

— Ты, наверное, уже догадалась, что я — была — матерью Татьяны. Меня зовут Эстель.

Все, что я смогла выдавить из себя, было:

— Я Мила.

— Я знаю. Этот человек, — она посмотрела в сторону бара на Ронана, — Связался со мной и немного рассказал о тебе. До недавнего времени я не знала, что ты существуешь. — она нервно поигрывала салфеткой. — Я зла, что пропустила так много в твоей жизни, но также счастлива, что наконец нашла тебя.

— Татьяна никогда не рассказывала тебе обо мне?

Она нахмурилась.

— Нет. Моя дочь ушла из дома, когда ей было шестнадцать, в поисках лучшей жизни. Я больше никогда ее не видела… Ну, это неправда. Я видела ее в нескольких журналах. — она грустно улыбнулась мне. — Но мне любопытно, почему ты говоришь о ней так, словно не знаешь ее.

Я судорожно сглотнула.

— Я не знаю ее. Я видела, как она иногда навещала моего отца, когда я была маленькой, но я никогда не встречала ее.

Она покачала головой.

— Ох, Татьяна. Comment as-tu pu faire ça à ta fille?[151] Есть кое-что, что ты должна знать о своей матери. Внешне она выглядела здоровой, но внутри… ей было нехорошо. — она промокнула слезы салфеткой. — Татьяне… не хватало чего-то внутри нее. Она не любила так, как другие… на самом деле, я не уверена, что она вообще любила. Возможно, она и не присутствовала в твоей жизни, но клянусь, что ее выбор не имеет к тебе никакого отношения.

Я думала, что прекрасно жила, не зная многого о своей маме, но теперь поняла, что мне нужно это услышать. Похоже, мать действительно была психопаткой. Я не знала, как обработать всю информацию, поэтому смотрела в окно на прохожих.

— Ты так