Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит

До лагеря Шона добрались через час после того, как опустилась ночь; сбросили с фургонов его долю, почти не останавливаясь, потом спустились в русло реки и по гати перебрались на южный берег.

– Мать приготовит поесть! – крикнул Шону из темноты Ян Пауль. – Как помоешься, приходи ужинать!

Шон ужинал с семейством Леру, но все его попытки остаться наедине с Катриной искусно пресекались Упой, подозрения которого теперь подтвердились. Сразу после ужина старик, пользуясь положением главы семейства, отправил дочку спать. Отвечая на быстрый умоляющий взгляд Катрины, Шон мог только беспомощно пожать плечами. Когда она ушла, Шон вернулся к себе. От усталости кружилась голова; он рухнул на койку, даже не раздеваясь.

Свое ежегодное наступление сезон дождей начал полночной канонадой грома. Шон вскочил на ноги, даже не успев проснуться. Он распахнул полог фургона и услышал приближение ветра.

– Мбежане, загони буйволов в лагерь. Проверь, хорошо ли закреплен навес.

– Уже сделано, нкози. Я покрепче связал все фургоны вместе, буйволы не смогут разбежаться, и еще я…

Но мощный порыв ветра унес конец его фразы куда-то вдаль.

Ветер прилетел с востока и так напугал деревья, что они в страхе замахали ветками; он застучал по туго натянутому брезенту фургонов и наполнил воздух пылью и сухими листьями. По лагерю беспокойно кружили буйволы. Потом хлынул дождь; капли его жалили, как градины, потоки его поглотили ветер и воздух превратили в воду. Ливень сделал болотом почву в низинах, которая не могла быстро впитывать воду, а все живое ослепил и оглушил.

Шон вернулся на свою койку, слушая неистовствующий дождь. Глаза стали слипаться. Он натянул одеяло до подбородка и уснул.

Утром Шон достал из сундука, стоящего в изножье его постели, непромокаемую одежду. Когда он натягивал ее на себя, она потрескивала. Затем выбрался из фургона.

Буйволы перемесили ногами всю почву на территории лагеря, превратив ее в жидкую грязь глубиной выше щиколотки; развести костер и приготовить завтрак не было никакой возможности.

Дождь продолжался, вот только шум его показался Шону странным: он был громче обычного. Остановившись, Шон прислушался и вдруг понял, в чем дело: это шумела река Лимпопо. Скользя ногами по грязи, он выбежал из лагеря и остановился на берегу. Река словно обезумела. Смешанный с грязью поток мчался так быстро, что казалось, вода застыла на месте. Река горбилась над ушедшими под воду грудами камней, бурлила в глубоких местах, шипела пенистыми волнами на отмелях. Ветки, стволы деревьев проносились мимо с такой скоростью, что почти не рассеивали иллюзии, будто бурые воды реки застыли в судороге.

Сам не желая того, Шон посмотрел на противоположный берег. Фургоны Леру исчезли.

– Катрина, – произнес он, и страшная печаль о несбывшемся охватила его. – Катрина, – повторил он, и чувство утраты смешалось с полыхнувшей вдруг яростью.

Он хорошо понимал, что его чувство, его жажда – это не просто зуд, который легко почесать и забыть, нет, это настоящая боль, которая охватывает всего тебя: и руки, и голову, и сердце, а не только лишь чресла. Нет, нельзя вот так взять и отпустить ее.

Бегом Шон вернулся в фургон и разделся, побросав одежду на койку.

– Я женюсь на ней, – сказал он и вздрогнул, сам пораженный тем, что сказал.

Совершенно голый, он стоял как столб с каким-то благоговейным страхом на лице.

– Я женюсь на ней, – повторил он, и эта мысль показалась ему настолько новой и странной, что он даже немного испугался.

Шон достал из сундука шорты, сунул в них ноги и, подтянув, застегнул ширинку.

– Я женюсь на ней! – энергично повторил он и усмехнулся собственной дерзкой отваге. – Будь я проклят, если не женюсь!

Шон затянул ремень, привязал к нему за шнурки пару кожаных башмаков и спрыгнул из фургона прямо в грязь. Холодные капли дождя били по голой спине, тело охватила мелкая дрожь. Он увидел, как из другого фургона выходит Мбежане, и бросился к реке.

– Нкози, нкози, ты куда?

Шон опустил голову и прибавил скорость, а Мбежане пустился вслед за ним к берегу реки.

– Ты с ума сошел… давай сначала поговорим! – кричал Мбежане. – Прошу тебя, нкози, пожалуйста…

Шон поскользнулся в грязи и поехал вниз по откосу. Мбежане прыгнул следом и настиг его уже у самой воды, но скользкая грязь облепила все тело Шона, и Мбежане никак не мог ухватить его покрепче. Шон выскользнул из его рук и прыгнул в реку. Всем телом шлепнувшись в воду, он поплыл на спине, чтобы не попасть в подводное течение. Река понесла его прочь.

Очередная волна накрыла Шона, и вода попала в горло: он согнулся пополам, чтобы откашляться, и река сразу схватила его за пятки и утащила под воду. Потом отпустила, но лишь для того, чтобы он мог глотнуть воздуха, а затем закрутила в водовороте и снова засосала в себя.

Выскочив на поверхность, Шон принялся бить руками по воде, но река швырнула его в струю водопада. Грудь пронзила боль, и он понял, что тонет. Быстрый поток воды между большими камнями подхватил его и потащил вниз, под воду, и все остальное теперь уже не имело значения. Он слишком устал.

И тут что-то царапнуло его по груди. Защищаясь, он выставил руку, и пальцы его сомкнулись вокруг какой-то ветки. Голова вынырнула из воды. Шон снова глотнул воздуха и еще крепче вцепился в ветку, все еще живой и с желанием жить. Он принялся бить ногами по воде, выгребая поперек течения. Ему удалось-таки оседлать реку, и он плыл, обеими руками обняв ствол рухнувшего в воду дерева.

Одно из завихрений под южным берегом подхватило бревно и понесло под низко повисшими ветвями дерева. Взметнув к ним руку, он ухватился за ветви и выкарабкался на берег.

Шон стоял на коленях в грязи; из горла и из носа хлынула вода. Башмаки смыло бурным потоком. Глядя на реку, он с болью изрыгал из себя воду. Как быстро мчится река, как долго он пробыл в воде? Наверняка от фургонов его отнесло вниз по течению миль на пятнадцать, не меньше.

Мокрой ладонью он вытер лицо. Дождь лил без конца. Стоя на нетвердых ногах, Шон смотрел в ту сторону, откуда он приплыл.

Понадобилось три часа, чтобы добраться до места как раз напротив его лагеря. Увидев его, Мбежане и все остальные на берегу радостно замахали ему руками, но их крики не долетали до него. Шон сильно замерз, покрытые ссадинами ноги болели. Следы фургонов Леру уже размыло дождем, и они быстро исчезали. Он пошел по этим следам. И как только увидел впереди, за завесой дождя смутные очертания брезентовых фургонов, боль в ногах сразу утихла.

– Черт побери! – закричал при виде его Ян Пауль. – Как ты перебрался через реку?

– Переплыл, как же еще? – ответил Шон. – Где Катрина?

Откинувшись в седле назад, Пауль расхохотался:

– Так вот оно в чем дело! А я-то думал, ты прибежал, чтобы со мной попрощаться.