Хроника чувств - Александр Клюге

Самый волнующий для меня момент в кадр не попал: как слон спокойно идет за ведущими его служителями на площадку, при том что он мог бы вырваться и смести любую преграду.

Римский император Юлиан, получивший позднее от христиан прозвище Отступник, был последним, кто доверял языческим богам. В своих декретах он установил, что христианские общины должны восполнять всякий причиненный ими ущерб, все разрушенные ими языческие святыни.

Этому императору мир обязан принципом: «В случае сомнения решать дело в пользу обвиняемого». Еще в то время, когда он правил как наместник в Галлии, Юлиан воспользовался во время одного из процессов своим правом вето. После этого обвинитель Дельфидиус прилюдно спросил его: как же уличить и наказать обвиняемого, отрицающего свою вину? Юлиан ответил: разумеется, не за счет того, чтобы выдвижение обвинения воспринималось как доказательство.

Бородатый император, популярный среди легионеров, повел свои войска на парфянского царя. Тот уговорил двух парфянских сановников дать разбить себе носы и явиться к Юлиану, будто они перебежчики. Они посоветовали нанести по парфянам фланговый удар. Император поверил обезображенным. Пройдя с войсками тридцать километров по пустыне Наим, он понял, что попал в ловушку. Легкая парфянская конница атаковала римское войско. У императора не было времени надеть латы. Удар копья пришелся в печень. Солдатам удалось подхватить падавшего с коня и отнести его в палатку. Тем временем парфяне решили исход битвы.

Император-язычник опросил немногих верных людей, в том числе и знаменитейших врачей древности. Есть ли у него надежда? Никакой. Друзья не могли опуститься до лжи. Мрачной ночной порой его рана открылась, и император скончался.

Это была дерзкая месть епископов, полагавших, что декреты Юлиана — покушение на их имущество. Копье, пронзившее императора, было послано из Греции.

В то недолгое время конца 1923 — начала 1924 года, когда оставалось неопределенным, будет ли власть в Советском Союзе принадлежать рабочему классу или сталинской партийной бюрократии, в Москву, революционную столицу, прибыл на поезде приватный ученый доктор Клеве, регулярно бывавший в одном санатории в Гарце, где он познакомился с благотворным телесным воздействием идей реформирования образа жизни[108](теперь он дышал полной грудью). Его рекомендовали руководителям международной социалистической организации как хорошего специалиста, и он был приглашен прочитать доклад. На Белорусском вокзале его встретили, поместили в роскошной гостинице, снабдили продовольственными талонами. Одна из симпатичных женщин, поддерживающих порядок в гранд-отеле, принесла вновь прибывшему блюдо вишен, после чего о Клеве забыли. Доклад по организационным причинам был отменен, другого срока ему не назвали. Так что д-р Клеве устроился в своем номере, «пользуясь временем», словно находится в комнате у подножия Гарца. Жизнь его всегда текла размеренно, когда у него было достаточно карандашей и бумаги, а также было обеспеченное снабжение, предполагавшее, что ему не придется есть свинину.

У Клеве была теория, объективно способная решить проблемы Советского Союза в 1924 году. Причем в духе рабочей оппозиции[109]. Однако Клеве не говорил по-русски, а знавшие немецкий язык товарищи в эти дни постоянно были в большой спешке. Он не нашел никого, кому мог бы изложить разработанные основы своей теории. Так что он столкнулся с проблемой: «Согласно социалистическим конгрессам, теория становится действительностью, когда овладевает массами». Иначе говоря: если теория справедлива, массы ее подхватывают. Тот факт, что они ее «подхватывают», что они сами к ней приходят, является верификацией теории. Однако массы не нашли дороги в номер д-ра Клеве[110].

Были ли тем самым опровергнуты теории «волшебника», который одиноко сидел в гранд-отеле и ждал, когда кто-нибудь его спросит? Почему система, переживающая кризис, потерявшая ориентацию, чреватая неудачей, нуждающаяся в быстрых успехах, не обратилась к единственному человеку в городе, который мог дать ответы на ее вопросы? Не воспользовалась бутылочной почтой с температурой 36,6 градуса, приехавшей с Гарца?

После шести недель терпеливого привыкания к тому, что НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ, д-р Клеве вернулся на поезде через две границы в Германию.

Привести растерзанное пулями тело «в порядок» не смогли даже опытные в починке трупов специалисты кафедры патологоанатомии Петербургского университета. Они закутали останки в похожую на мешок оболочку и прикрепили сверху шею, бледное реставрированное лицо. Ужасная рана на голове была скрыта капюшоном, как у монаха. В таком виде известная политическая деятельница была доставлена в Институт этнографии, где проходила панихида. Для прощания с ней прибыли известные люди со всех концов страны.

— Кто ее родители?

— Отец инженер. Работал в «оборонке». В 1940 году его перевели из Ленинграда в Челябинск. Разрабатывал Т-34. Потом на Байконуре. Конструктор лунохода.

— А мать?

— Тоже в «оборонке». Познакомились на Новый год в компании друзей. Их первым ребенком была Галина. Вот у ее гроба стоит отец. Он ее пережил.

Двое журналистов частного московского телеканала, обменивавшиеся этой информацией, перешептывались. Они следили через мониторы, что снимали камеры, установленные в зале, где происходило прощание. Они не знали, что их кабина транслировала все в прямой эфир, так что зрители канала получали больше информации, чем обычно.

— А предыдущие поколения? Дед по отцовской линии тракторист. Активист с 1917 года. Женился на казачке с юга. Родители матери ремесленники, активисты плана электрификации 1921 года. У Галины сын, ему 26 лет. У него двое детей. Вот они (показывает на картинку камеры № 2).