Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин

в поверхность холма, выбивая траншею и зачищая отвесную стенку, на которой должны были проступить слои, рисующие последовательность возведения насыпи. Каждый, кто участвовал в раскопках, может представить волнение, надежды и тяжесть такой работы. Насыпь совсем не походила на курганы нашей среднерусской полосы. Чем глубже мы пробивались, тем тверже становилась земля. Собственно говоря, то была не земля, а плотная, цементированная солями железа переотложенная морена с гравием, валунами, похожая и по цвету на спекшийся агломерат крицы.

Работа пьянила ребят. Они впервые попали на Север, впервые видели море, тундру, семгу, оленей, сторожко переходивших вдалеке реку… Первый день настоящих больших раскопок! Его конец казался им началом открытий. А для меня конец этого дня был концом несбывшихся надежд.

Кургана не было.

Я повторил ту же ошибку, что когда-то А. Я. Брюсов, а до него — Н. К. Рерих. Оба они копали на Соловецких островах «курганы», уверенные, как и я, в их скандинавском происхождении, и каждый раз приходилось признаваться в своей ошибке. Позднее, на острове Анзер, осматривая лабиринты, в полукилометре от берега я увидел тот самый «курган», с которого Рерих писал этюд, названный им «Памятник викингу». Другие, похожие, виднелись дальше по берегу и, подобно этому, никакого отношения к викингам не имели…

Как могла возникнуть такая игра природы?

В течение последующего месяца, изучив окрестные обрывы, плоскости прибрежных террас, приустьевые участки других рек, возвращаясь постоянно к несостоявшемуся пялицкому «кургану», я вроде бы смог в этой загадке разобраться. К концу злополучного первого дня раскопок, врезавшись в основание холма, я обнаружил, что под ним нет ни прослойки древней почвы, ни какого-либо иного свидетельства, что он — насыпан. Холм составлял одно целое с площадкой над рекой, на которой возвышался. То была не насыпь, а останец, выдержавший напор речного потока, который размыл на своем пути эту переотложенную морену. Поток вымывал частицы песка и глины, оставляя на теле холма естественный панцирь из валунов. Позднее, когда уже почти сформировавшийся холм оказался на краю морской террасы, за него принялись и морские волны. Противоборствующие морские и речные течения, приливно-отливные циклы так обточили и скруглили останец, что он стал действительно похож на классический курган. То же самое, как я мог потом убедиться, происходило и на Соловецких островах. И вода не просто обтачивала его. Она смывала с него камни, уносила мелкие, тогда как крупные оставались у подножия, создавая своеобразный панцирь, защищавший тело холма от дальнейшего размывания. Отсюда и иллюзия, что их укладывали человеческие руки…

Вот, пожалуй, и все.

Все?

Если для спутников моих, пожертвовавших ради несбывшейся мечты своим временем и силами, разочарование было связано только с минутным огорчением, то для меня все было гораздо серьезнее.

Ошибка оборачивалась не просто неудачей. Неудачи закономерны, они неизбежны там, где ищешь калитку в неведомое. В науке, как и в жизни, выбор правильного пути нелегок. Сколько ложных надежд, сколько феерических мыльных пузырей, лопающихся с шорохом от одного только прикосновения, заставляют годами блуждать между трех пресловутых сосен! Никто не застрахован от их чар — ни мечтатель, ни самый недоверчивый скептик… Но вместе с курганом, вместе с несостоявшимися поселениями викингов возле Пялицы и Кузомени я терял последнюю надежду найти доказательство плаваний скандинавов в Белое море. А ведь только подтверждение этого пути вокруг Нордкапа и Кольского полуострова могло извлечь из небытия домыслов и эквилибристики гипотез таинственную Биармию!

Загадочная страна снова отодвигалась в тень волшебных сказок, подобно ледяным великанам, двергам, финским колдунам, карликам и феям, обитавшим в счастливой стране бессмертных, неподалеку от Биармии, как то утверждали древние саги. Начинать поиски заново? Теперь я резонно мог спросить себя — а с чего, собственно говоря, начинать? Все «начала» были перепробованы уже до меня, каждое оказалось несостоятельным или сомнительным, каждое искало поддержку в других свидетельствах, не имея собственной опоры.

Казалось, к разгадке я подошел совсем близко. Но когда оставалось сделать последний шаг, он отбросил меня снова за тот барьер перед неизвестным, где толпились, жестикулируя, доказывая каждый свою правоту и строя воздушные замки, мои предшественники…

5

Вступать в споры со своими предшественниками и современниками, разбирать их выводы и доводы, повторяя одни и те же аргументы, мне представлялось бесполезным. Вопрос о Биармии и плаваниях викингов имел такую давность, что теперь требовалось только одно: найти факты. Безусловные. Точно документированные.

В течение трех последующих сезонов я отправлялся не только на Терский берег, но и на другие берега Белого моря, с неизменной надеждой, что если не я, то кто-нибудь из археологов, работающих в этих же местах, наткнется наконец на какие-либо бесспорные свидетельства о пребывании здесь викингов: курган, остатки поселения, руническую надпись или изображения их кораблей, высеченные на скалах. Ведь нашли же в 1905 году на острове Березань при раскопках обломок надмогильного камня XI века с рунической надписью, сообщавшей, что «Грани сделал этот холм по Карлу, своему товарищу». Если викинги воздвигали надгробные камни своим соотечественникам на Черном море, о котором саги ничего не сообщают, то почему бы им не оставить таких памятников на Белом море, куда они, если верить тем же сагам, плавали гораздо чаще?!

И все же ничего подобного не находилось.

Постепенно я стал забывать о своих надеждах и огорчениях, смирился с неудачей поисков. Викинги уходили в туман небытия вместе со своими загадками, сагами, фантазиями и геройством. Прервалась и моя постоянная связь с Терским берегом. Я снова занялся проблемами нашей срединной России. Место саг заняли вопросы экологии человека, ритмика природных явлений, трансгрессии и регрессии внутренних водоемов, которые позволяли утвердить новый подход к человеческой истории, включив сюда и всю биосферу, неотделимой частью которой оказывался и человек…

Возвращение к старым загадкам было неожиданным. Оно пришло случайно вместе с предложением написать фантастический рассказ, связав сюжет с археологией, поисками и раскопками. Именно тогда, покопавшись в памяти, я вспомнил о загадке Биармии, своих огорчениях, а вместе с тем и о сагах. В свое время меня поразил рассказ о путешествии датского короля Горма в Биармию, а оттуда — в царство мертвых. Что послужило реальной основой вымысла? Да и насколько там было все придумано? Для читателей еще первых десятилетий нашего века все, что сообщалось в этой саге, относилось к реальности так же, как сказки «Тысячи и одной ночи». Но с тех пор прошло более чем полвека. Мы стали не просто больше знать — за это время мы научились о многом догадываться и многое провидеть. Такой уж была жизнь в нашем XX веке, породившем научную и ненаучную