Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Великая Пермь» — Биармия — переходила из области догадок Страленберга и Рычкова в обиход науки, обретая реальность на исторических картах в солидных научных изданиях. Теперь можно было понять, почему королевские саги, повествующие о путешествиях норвежцев и исландцев в Биармию, ничего не говорили о Древней Руси. Что такое была Русь по сравнению с богатой и могущественной державой, простиравшей свои границы от Великих Болгар на юге до побережья Ледовитого океана?! Поскольку же основными подданными этой державы были финны, то вполне естественно, у древней Биармии был выход и к Балтийскому морю через территорию Карелии и Карельский перешеек.
Не надо думать, что никто не протестовал против фантастических построений. Первым, кто высказал сомнение в былом богатстве пермяков и их тождестве с бьярмами, был А.-Л. Шлецер, человек, влюбленный в русскую историю и сделавший для ее развития и популяризации в Европе больше, чем какой-либо другой ученый XVIII века. Я бы сказал, что Шлецер был первым настоящим ученым историком, пытавшимся в своей критике русских летописей создать научный метод их исследования. Шлецер неоднократно возвращался в своих работах к вопросу о Биармии и с негодованием восклицал: «Все это совершенный вздор!.. Где доказательство торговли между восточною Индиею и Ледовитым морем? Так же никто не видел и развалин знатных городов, а есть кой-где остатки разрушенных острогов…»
Столь же скептически к «Великой Перми» относились Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, Д. И. Иловайский и академик В. Берх, производивший специальные раскопки на городищах возле старой Чердыни. Но главный удар по пермской Биармии, к сожалению, не отразившийся на жизнеспособности фантома, нанесли археолог А. П. Иванов и пермский историк А. А. Дмитриев, своими выводами предвосхитив итоги вот уже более чем столетнего изучения древней истории Прикамья.
«Судя по находимым остаткам, — писал в конце прошлого века А. П. Иванов, — культура пермской чуди не была самостоятельная. Мы не находим изделий специально пермских: все они заносные, кроме разве несложных железных поделок. При таких условиях для нас вполне объясним с первого раза непонятный факт исчезновения якобы самостоятельной, довольно высокой культуры биармийцев. Куда она девалась? Как она могла исчезнуть? Ее не было никогда. Прекратилась историческая автономия и торговое преобладание Болгаро-Билярской земли, — прекратился отсюда и доступ металлических изделий в чудской север. Все рассказы о баснословных богатствах Биармии не находят никакого фактического подтверждения и должны быть отнесены к области тех вымыслов, которые слагаются по поводу отдаленных, малоизвестных земель…»
«Ни в каких преданиях, — следом за ним писал А. А. Дмитриев, — ни в данных раскопок не видим мы никакого указания на древнюю, мнимо великую Биармию. Она упоминается в преданиях, только не местных, а чуждых — скандинавских. Равным образом нет ее следов и в древних городищах и могилах… Вместо того чтобы местному чудскому племени приписывать только грубые бронзовые, медные и железные изделия, обыкновенно находимые в городищах и курганах, ему стали без разбора приписывать чуть ли не все серебряное богатство, отрытое из земли и с очевидностью обличающее свое случайное, заносное появление в области древней Перми и несомненно восточное происхождение…»
Итак, на пермской Биармии «крест» был поставлен давно и прочно.
Ну а как обстояло дело с Биармией двинской и беломорской?
Здесь тоже было все далеко не просто.
Двинские Холмогоры сопоставил с Холмгардом все тот же Страленберг. Правда, в таком случае получалось, что древняя Биармия в какой-то момент становилась Русью: саги согласно именовали главную реку Биармии «Виной». То, что это Северная Двина, следовало из названия реки и пути, которым отправлялись в Биармию Торир Собака и Оттар. Между тем в исландских сагах «Холмгард» существовал одновременно с Биармией и на совсем другой территории. Из этого явствовало, что такие параллели лучше не проводить, остановившись на одном только отождествлении — «реки Вины саг» и реальной Северной Двины.
Вот почему еще в 1781 году в первой части «Исторического описания российской коммерции при всех портах и границах от древних времен до ныне настоящего» М. Чулков с уверенностью писал, что «славено-руссы производили торговлю мехами и прочими товарами на Белом море и по Северному океану еще до времен Рюрика. Пермия, или Биармия, далече простиралась от Белого моря вверх около Двины-реки, где обитал народ чудской, сильный, купечествовал дорогими звериными кожами с датчанами и другими нормандцами. В Северную Двину входили с моря морскими судами, где стоит город Холмогоры, бывший столицею древней Биармии, летом бывало многолюдное и славное торжище».
Михаил Дмитриевич Чулков был примечательной фигурой своего времени. Поэт, писатель — и плодовитейший! — замечательный этнограф, историк, чиновник, дослужившийся до советника и секретаря сената, Чулков прославился не только своими стихами и пьесами, но, главным образом, своими изданиями сборников народных песен, былин, народных суеверий. Он был настоящим энциклопедистом, которого сравнивали с Ломоносовым, причем надо признать, что количество сочинений, которые он оставил после себя, намного превышает объем печатных работ академика. В отношении Двины и Холмогор Чулков следовал последнему слову науки своего времени, и оно живет до сего дня, подкрепленное авторитетом К. Ф. Тиандера, о котором мне придется говорить отдельно.
Точку зрения Чулкова с теми или иными оговорками разделяли все без исключения историки и филологи, кто так или иначе касался вопроса о Биармии, — С. Ф. Платонов, М. Н. Тихомиров, А. Н. Насонов, один из замечательных исследователей и переводчиков древней исландской литературы М. И. Стеблин-Каменский, Е. А. Рыдзевская, В. Т. Пашуто, а из ныне живущих — И. П. Шаскольский, А. Я. Гуревич, М. Б. Свердлов и Е. А. Мельникова.
Если М. Д. Чулков прямо писал о Холмогорах, уступивших первенствующее положение Архангельску в конце XVII века, как о древней столице всего Двинского края, именуемого скандинавами Биармией, то современные историки не менее категоричны. Археологическое изучение Холмогор не подтвердило существование здесь столь древнего поселения. Поэтому торжище биармийцев, на котором якобы происходил обмен товаров с норвежцами, многие, как М. Б. Свердлов, помещают на мысе Пурнаволок, в центре современного Архангельска, где тоже ничего не обнаружено, а возле Холмогор, на одном из островов, — святилище Йомалы. Правда, получается, что до святилища требовалось еще подняться вверх по течению на пятьдесят с лишним километров, что вместе с расстоянием от Белого моря достигает почти ста километров, но на карте это не так заметно, на местности же никто из этих историков, насколько я знаю, никогда не бывал. По-видимому, это было единственно приемлемое решение проблемы, которое хоть как-то увязывало направление поездок скандинавов, имя реки, совпадающее с Двиной, и память о каких-то жертвенных местах чуди близ Холмогор. Никаких других доказательств археологического характера в руках ученых не было. На всем протяжении Северной Двины, от Белого моря до Великого Устюга, ни археологи,