Вандалы – оклеветанный народ - Вольфганг Акунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данная сцена, разыгравшаяся на солончаках современного Себхат эс Седжума — истинная жемчужина среди военно-исторических анекдотов. И потому представляется очень странным равнодушие, с которым отнеслось к ней большинство историков-вандалистов (возможно, просто не поверивших Прокопию на слово и посчитавших описанный им случай очередным подражанием Геродоту). Хотя с таким же успехом можно было усомниться в достоверности аналогичной, несомненно, многократно, подтвержденной истории, разыгравшееся много позднее, в начале битвы при Фонтенуа, когда блестящий кавалер граф де Отрош сделал неприятелю великодушное предложение, воскликнув: «Тире ле премье, мсье ле англэ!» (франц. «Стреляйте первыми, господа англичане!»). Разница лишь в том, что в ответ британцы (которым, видимо, в тот день изменило чувство юмора), последовали приглашению, а вот вандалы — нет… Впрочем, результат обеих битв был одинаковым. Победила армия, обладавшая более крепкими нервами и большей уверенностью в собственных силах (13 сентября 533 г. — восточноримская, во главе с Флавием Велизарием, 11 мая 1745 г. — французская, во главе с маршалом Саксонским).
А между тем, под Децимом, близ Тунетского озера, жребий того рокового сентябрьского дня еще не исполнился. Высланные из Карфагена навстречу «ромеям» вандальские воины, раненые или убитые, лежали на дороге в Карфаген. Эта часть столичного гарнизона перестала существовать в качестве военной силы, как и разгромленное гуннскими «федератами» стратега Велизария войско Гибамунда. Возможно, и не истребленное до последнего человека (как утверждает Прокопий), но, тем не менее, утратившее свою боеспособность. И вот тут следует сказать, пожалуй, самое важное. Велизарий был, с учетом огромного опыта, накопленного им в войнах с персами на «Восточном фронте», где он научился извлекать уроки из своих поражений (хотя, если верить Прокопию, потерпел поражение только однажды, вступив в бой против собственной воли, пойдя — единственный раз! — на поводу у своих подчиненных), вне всякого сомнения, противником, неодолимым для Астингом, со всем присущей им «вандальской яростью», «фурор вандаликус». Но его задача облегчалась и еще одним немаловажным обстоятельством. Похоже, к описываемому времени древнюю вандальскую доблесть и другие достоинства вандальского народа сохранили только царский род Астингов и их ближайшее знатное окружение. Как иначе объяснить успех, достигнутый армянином Иоанном с его немногочисленным передовым отрядом или горсткой гуннов в схватке с многократно превосходящими силами вандалов? Правда, лучшие вандальские войска во главе с Цазоном (Заноном), переправившись на Сардинию, всего за несколько недель разбили наголову не дождавшиеся «ромейского» подкрепления готские войска мятежника Годы (а ведь готы считались отменными воинами!) и возвратили остров под власть Гелимера. Такого успеха можно было добиться лишь, имея под своим командованием, отборных, опытных бойцов… Вся «фишка» была в том, что именно таких отборных, опытных бойцов не оказалось у вандалов в развернувшемся сражении за Карфаген.
«Ничего не зная о случившемся, мы шли к Дециму (пригороду Карфагена — В. А.). Увидев весьма подходящее место для лагеря на расстоянии тридцати пяти стадий от Децима, Велисарий возвел надежное укрепление и, поместив в него всю пехоту, созвал войско и сказал следующее: «Соратники, наступает момент решительного боя, я чувствую, что враги идут на нас; из-за условий местности наши корабли находятся очень далеко от нас; вся надежда на наше спасение заключается в силе наших рук. Нет здесь для нас ни дружественного города, ни крепости, положившись на которую, мы могли бы чувствовать уверенность в собственной безопасности» (Прокопий).
Воистину, Велизарию не было нужды сжигать корабли (в отличие от сицилийского тирана Агафокла, поступившего так, высадившись некогда в еще пунийской Африке с намерением взять Карфаген), чтобы поставить своих воинов перед дилеммою: победа или смерть. «Ромейский» флот все еще огибал Кап Бон, причем никто не знал, столкнется ли он по пути с вандальским флотом, или не столкнется. Однако наблюдательный стратиг смог вселить в «ромейских» воинов надежду на победу, указав им на несомненный факт. Ветераны войска Велизария имели за плечами опыт долгих, почти непрерывных войн с персами. Вандалам же, с того времени, как они завладели Африкой, не приходилось сталкиваться (на суше) с серьезным противником, за исключением плохо вооруженных маврусиев. «А кто же не знает, что во всяком деле упражнение ведет к опытности, а бездеятельность — к неумению» (Прокопий). Но вандалы не только не имеют опыта современной войны. Они вдобавок еще и изнежены африканской роскошью, дам и не желают идти в бой за своего непопулярного, жестокого царя-тирана. Все это гарантирует успех оружию римского императора Юстиниана.
Возможно, что Прокопий включил в эту речь, произнесенную стратигом перед войском, кое-какие сведения, ставшие ему известными лишь впоследствии, однако это — простительный грех. В любом случае, короткие и ясные речи, влагаемые мудрым кесарийцем в уста военачальникам, фигурирующим в его сочинениях, гораздо ближе к истине, чем долгие риторические упражнения, которым предаются, в «Гетике» готоалана на восточноримской службе Иордана, известные своей немногословностью военачальники — например, гуннский «царь-батюшка» с германским именем Аттила. Так уж было принято у античных историков (даже при описании случаев, когда, с чисто военной точки зрения, у якобы произносивших эти монологи полководцев в действительности не хватило бы на это времени). Как бы то ни было, столкновение между главными силами «ромеев» и вандалов все еще не произошло. Главные силы обеих сторон еще не понесли ощутимых потерь. И, похоже, данное положение даже устраивало, до поры, до времени, Велизария (не случайно получившего от британского военного историка сэра Бэзила Лиддел Гарта высокую оценку, как «мастер стратегии непрямых действий»), еще не имевшего перед глазами точной картины расстановки противоборствующих сил.
«Послав вперед архонтов федератов, он (Велизарий. — В. А.) с остальным войском и своими личными копьеносцами и щитоносцами двигался следом. Когда федераты и их архонты оказались в Дециме, они увидели тела двенадцати убитых своих товарищей из отряда Иоанна, а рядом с ними тела Амматы и некоторых вандалов. Услышав от местных жителей рассказ обо всем случившемся, они были огорчены и не знали, куда им теперь идти. Когда они пребывали в подобном недоумении и с вершины холма рассматривали расстилающуюся перед ними страну, с юга показалось облако пыли, а затем и множество вандальских всадников»
Стремясь как можно скорее поспеть к месту сражения, царь Гели-мер устремился туда во главе своей конницы, оторвавшись от шедшей следом вандальской пехоты (если он вообще использовал пехоту для борьбы с маврусиями). Кроме того, он ожидал, что Аммата, в соответствии с их договоренностью, приведет пехоту из Карфагена. Видимо, Гелимер очень торопился, зная слишком пылкий и неукротимый нрав своего младшего брата и желая подоспеть к тому на помощь, но все-таки опоздал. Слишком уж торопился Аммата войти в боевое соприкосновение с противником. В холмистой и пустынной местности от взора царя вандалов и аланов оставались скрытыми как гуннские «федераты», так и главные силы Велизария. Когда же вандалы и «федераты» увидели друг друга, ими овладело взаимное желание захватить, в преддверии битвы, Мегринскую возвышенность, холм, расположенный между Децимом и южным берегом Тунетского озера, чтобы использовать его в качестве господствующего над местностью опорного и наблюдательного пункта.