Тайны Древнего Лика - Алексей Корепанов

— Бабушка сказала, что вы работали вместе с мамой. А почему вы уже вернулись, а мама еще нет?

— Я же тебе объясняла, Мэгги: у мистера Батлера ничего не получалось, и его отправили домой, а у мамы получается. Поэтому ее оставили. Так, мистер Батлер?

— Так, так, — торопливо покивал Алекс. — Твоя мама много рассказывала о тебе. Она тебя помнит и любит.

«Не нужно было мне здесь появляться», — подумал он. Его коробило от собственного фальшивого голоса.

— Мама любит не меня, а свою работу, — серьезно сказала девочка. — Когда я вырасту, и у меня будет дочка, я буду брать ее с собой на работу.

— Мама любит тебя, Мэгги, — повторил Батлер. — А детей туда брать не разрешают.

— Почему? — спросила Мэгги.

— Давайте пить чай, — быстро предложила Клара Баллард.

Но чаепитие получалось очень грустным. Батлер чувствовал, не видел, а именно чувствовал, как мать Флоренс раз за разом бросает на него взгляд, надеясь расшевелить, вызвать на разговор о дочери. Но он боялся заводить такой разговор, боялся сказать лишнее. И вообще, на душе у него было отвратительно, потому что он не любил недомолвок и полуправды. Он по горло был сыт полуправдой за последние годы жизни с Геддой.

— Фло часто рассказывала о вас, — все-таки начал он, повторив то, что уже говорил по телефону. — О вас и Мэгги…

— Она вообще о людях только хорошее говорила, — поспешно вступила в разговор огненноволосая. — И мне всегда, что ни попросишь: «Хорошо, Пен, без проблем».

Однажды в детстве Алекс, стремясь во всем проявлять самостоятельность, попытался починить забарахливший выключатель. Снял крышку, полез пальцем — и получил удар током. Ощущение запомнилось на всю жизнь. Последние слова соседки по столу были похожи на тот давний удар. Только пришелся он не в палец, как тогда, а в голову. Электрический разряд проскочил прямо в мозг — и там вспыхнуло, и осветились дальние темные углы, и кое-где начала осыпаться корка, открывая кусочки изображений на хранящихся в запасниках памяти картинах. Вот чье-то лицо, а вот — часть пейзажа, а вон там, внизу, у самой рамы, проступили надписи…

— Вы Пен, соседка? — еле слышно спросил Алекс, боясь, что в следующее мгновение все опять исчезнет в темноте. — Фло вас подвозила… в больницу… перед тем как…

«Там, в клинике, женщина, — зазвучал в его голове голос Флоренс Рок. Она сидела у светящейся стены в огромном пустом зале и теребила ворот комбинезона, и волосы ее были присыпаны красноватым налетом. — Пожилая… Она не ходит, ее возят… Она что-то знает обо мне…»

Неужели Пол Доусон прав, и барьер начал разваливаться?

Пышногрудая огненная женщина всем телом повернулась к Батлеру и часто-часто закивала:

— Да-да-да! Подвозила! К маме, к Святому Марку. У меня там мама, десятый год уже, я бы ее забрала, но там ей лучше, там лечат, а у меня сын… Господи, она и обо мне рассказывала? Да-да, подвозила, подвозила, перед самым отъездом…

«Не нужны мне подземные города, меня Мэгги ждет, — вновь донеслись до него слова Флоренс, донеслись оттуда, из недр Марсианского Сфинкса, из обширного зала, где были только он и она. — Барби — светлая королева в светлом дворце-аквариуме… А другая Барби — темная королева в черном дворце…»

— Ваза, — произнес Батлер, поднимая глаза на Клару Баллард. — Черная ваза… В комнате у Флоренс, в детстве…

— Да-да, ваза! — воскликнула соседка, опережая хозяйку дома. — Так и стоит, если Мэгги не разбила, она у меня умудрилась зеркало разбить. — Пен стремительно, словно делая зарядку, развернулась от Батлера к миссис Баллард: — Не разбила, Клара?

— Ее должна была еще я разбить, — вмешалась Кейт, словно обрадовавшись возможности увести разговор в другое русло. — Попала в нее мячом, она на пол… Только там стенки вот такой толщины. — Она показала Батлеру пальцами, какой именно толщины была ваза.

— Подарок. И принимать не хотелось, и выбросить нельзя, — туманно пояснила Клара Баллард.

Возвращалось, возвращалось забытое. Пусть отдельными штрихами, фрагментами, но — возвращалось.

— Женщина в сером плаще, — сомнамбулически продолжал Батлер, невольно подражая тону, каким эти слова произносила Флоренс. — Отдам тебя серой женщине. Что это за женщина?

Клара Баллард слабо махнула рукой.

— Это давно… Я, наверное, была такой, как Мэгги. Сидела на крыльце, там, — она повела подбородком в сторону двери, — и какая-то странная женщина остановилась у ограды. И смотрит на меня. Лица не помню, и в чем ее странность — тоже не помню. Помню, что здорово напугалась, почему — не знаю. Убежала в дом, и по лестнице — к себе, наверх… Сколько же всего она вам рассказала… Вообще-то, болтуньей ее вряд ли можно назвать, и Кейт тоже…

— Да-да, — вновь закивала Пен. — Это я уж болтунья так болтунья, а Фло больше слушать любит… любила… Господи… — У нее задрожали губы.

Алекс уже не слышал этих слов. Он шел по бесконечному залу, оставив Флоренс сидеть у стены, и впереди, как он думал тогда, был выход из Сфинкса… А на самом деле никакого выхода не оказалось, только еще одна стена — непреодолимая каменная толща, не давающая никаких шансов… И — Уаджет, Око Гора, символ глаз души, выбитый на стене. А потом — внезапный блеск зеркальной вогнутой поверхности, далекое отражение женской фигурки в оранжевом комбинезоне, багровая вспышка и странный гитарный звук…

И главное, самое главное — исчезновение Фло. Он бросил ее, он забыл о ней, устремившись к предполагаемому выходу, — и проворонил ее. Если бы он не оставил ее — она бы не исчезла. Или же они исчезли бы вместе. И через год вместе вышли навстречу Нарбутису и Миллзу. Или до сих пор бродили бы внутри Сфинкса…

Он, скотина Алекс Батлер, проворонил Флоренс.

Ему стало так плохо, что он обеими руками вцепился в край стола.

— Мистер Батлер? — донесся до нее обеспокоенный голос Клары Баллард.

Он с трудом заставил себя ответить:

— Извините, мне нужно идти…

В глаза матери Флоренс он смотреть не мог.

— Выпейте кофе, Алекс, — посоветовал Пол Доусон, сидя за столом и с участием глядя на хмурого Батлера. — Кофе тонизирует, легче станет.

— Это заблуждение. Я уж лучше воду. Вы сидите, пейте… только, ради бога, не курите!

Доусон убрал в карман вынутую было пачку сигарет и принялся за кофе. А Батлер залпом осушил стакан воды, заложил руки за спину и принялся вышагивать по гостиничному номеру от окна к двери и обратно, длинно втягивая воздух полуоткрытым ртом и делая резкие шумные выдохи.

Вчера он нарушил собственный «сухой закон» и провел вечер в одном из баров отеля «Чаттануга чу-чу». Не хлебал бутылками — нет, выпил сравнительно немного, и не какой-нибудь бурды, а знаменитого «Теннесси виски», что капля за каплей прогоняют через фильтры с кленовым углем, — но и этого количества ему хватило, чтобы утром чувствовать себя совсем разбитым.