Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж

знаком ему только в образе, в котором тот появлялся на сцене и на промофотографиях, — образе, который Томас Люндваль называл Вурдалаком. Сейчас же, в камуфляжных штанах и черной футболке, он больше походил на очень сурового охотника. А еще Томас был гладко выбрит — он избавился от бороды, потому что в ней проступила ранняя седина, и ему не хотелось тратить время и умственные силы на то, чтобы ее красить.

— В третьих, — продолжал Томас, — обычно я плевать хотел на рассуждения о том, что в мире есть два каких-то там типа людей. Но в этот раз я сделаю исключение. В мире действительно есть два типа людей. Есть те, чью пропажу заметят. И есть ты.

— Где я? — прохрипел Деррик Ярдли.

Когда ты в этом не разбираешься, один горный хребет неотличим от другого. Он мог понять лишь, что Каскадные горы в Орегоне непохожи на центральный Чикаго. Многие мили отделяли его от таблетки, которая изначально его вырубила; от клубной соблазнительницы, оказавшейся вовсе не той, за кого он ее принял.

— Назовем это место адом, который ты сотворил для себя сам, — ответил Томас.

Не знаю, о чем я думал, когда на это подписывался. Так уж влияют на людей группы вроде «Балрога», парни вроде Томаса. Проведешь с ними достаточно времени в дороге — и безумие начинает казаться здравомыслием. Я занимался организационными вопросами и логистикой, следил за тем, чтобы люди и оборудование попадали из точки A в точки от Б до Я вовремя и в целости и сохранности. Под конец североамериканского турне на пятьдесят четыре концерта даже жертва похищения перестает казаться чем-то необычным. Это всего лишь розыгрыш. Этот парень — всего лишь дополнительный груз, для которого нужен подходящий фургон.

— Простите за плохую рецензию, — попытался выкрутиться Деррик, но, судя по лицу, даже сам он понимал, как пусты эти слова.

— На меня и раньше писали плохие рецензии, — сказал Томас. — Разве я похож на человека, который позволит плохой рецензии испортить ему день?

На сцене он выглядел обгоревшим чудовищем. Но даже без концертного прикида, без облезлой старой кожи, без боевой раскраски, точнее, корпспейнта, без крови — он все равно представлял собой угрожающее зрелище. Он был высоким и долговязым; его внушительный костяной каркас покрывали бугрящиеся мышцы. Его глаза и лицо умели излучать тепло — когда он был в настроении. Сейчас он явно был не в настроении.

— Но вот то, что пишешь ты, — это ведь нельзя назвать рецензиями, правда? Ты же никогда не рассуждаешь о том, что заложено в музыку. Ты лишь реагируешь на ее существование.

Томас вытащил из кармана парочку сложенных вчетверо страниц — распечатку текста из онлайн-журнала, для которого писал Деррик Ярдли, посвященного поп-культуре сайта под названием «Магистраль». Он бросил их на колени Деррика.

— Давай, — сказал он. — Прочитай это. Вслух.

Мы подождали, пока он развернет страницы, а потом лицо Деррика приобрело цвет творожного сыра. Он наконец-то понял.

— Слушайте. Это просто… это не…

— Давай. — На этот раз Томас пихнул Деррика под ребра носком ботинка. — Читай с выражением.

— Да перестаньте, это же шутка такая.

— Тогда заставь меня смеяться.

Ярдли начал ерзать, осознав, что мы здесь совершенно одни.

— Я не слишком хороший артист.

— Я, говорят, тоже, но меня это никогда не останавливало. — Томас отвесил ему пинок посильнее, и Деррик с визгом отполз.

«Ну же, просто прочитай эту хрень», — мысленно сказал я ему, и он, издав пару дрожащих вздохов, разгладил страницы и начал:

— «Ебать меня остроконечной пентаграммой, вот это номер. Может, прежде чем назвать свой новый альбом „Лекарства для больного мира“, убедитесь сначала, не доказали ли вы предыдущими девятью альбомами, что являетесь частью болезни?»

Деррик выглянул из-за распечатки, чтобы удостовериться, что ему не грозит новая боль, но Томас стоял на месте, невозмутимый, как гранитная статуя, так что он продолжил:

— «Слушайте сюда, долбоносики, я знаю, какое вам нужно лекарство. Покончите с собой! Покончите прямо на сцене и заснимите это в качестве обучающего видео для всех остальных лажовых групп, у которых настолько отсутствует чувство собственного достоинства, что они вам подражают; а еще заберите с собой как можно больше своих прыщавых поклонничков, потому что если они вас поддерживают, значит, они — тоже часть болезни. Сделайте хотя бы это, и всем остальным уже будет гораздо легче просыпаться поутру. А то ведь — если кто-то еще не понял — перспектива утыкать собственные яйца ржавыми иглами мне милее, чем мысль, что завтра я проснусь, мучимый знанием о том, что этот мир все еще страдает от нашествия „Балрогов“».

Этот пассаж оскорбил всю группу, но Томаса — сильнее остальных. Сооснователь. Ритм-гитарист. Вокалист. Основной автор текстов. Он не был сольным артистом, но это была именно его группа.

— «„Балрог“. Вы заметили, что название их группы кончается на „Р-О-Г“? Тут они упустили классную возможность, но я к этому еще вернусь. А пока что просто взгляните на этих долбоебов. Я знаю, это больно, но вы взгляните. Рассмотрите их повнимательнее и попытайтесь не забыть, что вот это вот — взрослые мужики. Якобы. Взрослые мужики, раскрашенные, будто ебучие ярмарочные клоуны, которых древние греки могли бы послать в ебучий Лабиринт, чтобы отвлечь ебучего Минотавра, потому что даже у Минотавра должно было хватить чувства юмора, чтобы при их виде повалиться на землю и обосраться от смеха. Да поняли мы, ушлепки! Вы злые! С большой буквы „зю“. Или еще с какой-нибудь».

Забавно, что он решил высмеять их за то, что они — взрослые мужчины. Потому что, судя по его подходу к так называемой журналистике, я бы подумал, что это пишет какой-нибудь самодовольный мудила, еще не выпустившийся из колледжа, а если и выпустившийся, то недавно. Но Деррик явно уже отметил свой тридцатый день рождения, а может, и тридцать пятый.

— «Я даже не знаю, с чего начать. Так что незачем и заморачиваться. Скажу только одно: если эта стая овечек в волчьих шкурах и служит чему-то доказательством, так это тому, что напускное злодейство все еще может быть доходной карьерной стезей, если у твоих усилков максимальная громкость — одиннадцать и тебе повезло отыскать еще четверых волосатиков с таким же врожденным пороком, из-за которого они ой-как-страшно хмурятся. Неужели мамаши этих недоумков не говорили им, что если они будут корчить рожи, то на всю жизнь такими и останутся? Ой, извиняюсь. У них ведь не было мамаш! Их родили козы!»

Ладно, над этим ребята даже посмеялись.

— «Кстати о козах и козлах, а также