Драконий катарсис. Изъятый - Василий Тарасенко

Старший брат Висташ надменно кивнул палачам, сам подошел к плахе и под свист смертоносного лезвия последовал за Хьюгэ. Я знала, чего ему стоило такое спокойствие. Браво, скотина! Это тебе не фолианты листать, выискивая особую древнюю пытку для языкастого барда, которого я когда-то едва успела вырвать из твоих рук… Мой взгляд устремился на отца. Низвергнутый император скривил губы в презрительной усмешке, заметив этот взгляд. В глубине черных глаз плескалось презрение. Он так и не смог смириться с тем, что его дочь предпочла собственную любовь древним традициям императорской семьи. Войти в брак с братьями и сестрой всегда казалось мне кощунством и мерзостью. Но разве это повод ломать жизнь? И не просто ломать, а выворачивать с кровью и хрустом костей, чтобы выло сердце, рвалась душа, леденела голова. Но я бы и это пережила, поняла. Никогда не прощу ему жизни Лионеля. Не прощу ему того, что кровь любимого обагрила мне руки.

Взгляд отца внезапно озарился улыбкой. Как когда-то в детстве, в те дни, когда сияло солнце, а меня носили облака под синим небом, игриво скидывая в крепкие руки отца. Мы оба любили, когда он бросал меня к облакам… В сердце тоскливо завыла бесконечная обида. Он отнял у меня желание жить. Я отняла у него саму жизнь. И мне не нужно его прощения.

Когда с площади торжественно уносили тела казненных, я сквозь слезы смогла увидеть только безвольную руку отца, свисавшую с носилок из-под темного покрывала. На безымянном пальце тускло серебрился перстень. Древние мастера преподнесли его нашему роду в день восшествия на престол первого императора Аснатари. Два дракона сцепились в жестокой схватке, держа на крыльях темно-синий драконий глаз с алой точкой в глубине.

И сейчас этот перстень, ушедший, как я думала, в могилу с отцом, притянул мой взгляд. Этого просто не могло быть. Кто?! Кто посмел забрать его из могилы? Что это за эльф, который осмелился надеть фамильный знак нашего рода на свой грязный палец? Сохранить спокойствие стоило неимоверных усилий. Заручившись согласием «реконструкторов» на дополнительное время для принятия решения, мы с Лионелем покинули место сбора.

На пустынной улице, расчерченной дождливым полумраком, я вцепилась в плечо супруга мертвой хваткой, деревянно переставляя ноги. Лионель, напуганный этим, завел меня в какую-то подворотню, встряхнул и спросил:

— Что случилось? Что с тобой?!

— Все очень плохо, Ли, — прошептала я. — Очень плохо. Похоже, мы с тобой в смертельной опасности.

— Да объясни ты, что случилось?! — почти крикнул бард и рывком прижал меня к себе, наплевав на то, что оба успели вымокнуть.

— Идем домой, — сказала я, стряхивая оцепенение. — Надо дождаться Марата. Вместе и решим, что делать дальше. Мне надо знать, кто такой этот эльф.

Ничего не понимающий супруг не сказал больше ни слова до самого нашего возвращения в особняк.

— Слушай, ты! — Лицо Пармалеса исказилось от злости после моего очередного пассажа про «не умею править, подскажи как». — Иди в пустыню! Найди там нага и ему мозги выноси! Сколько можно!

Это был уже не знаю какой по счету разговор с братом. За окнами кабинета светился серыми тучами третий день после нашего с Лайсси единения. На сердце клубочком валялся пушистый кот удовольствия. А император Сердца Бездны, которого я окончательно достал многочисленными воплями о помощи, с видимой радостью меня только что послал в прямом и переносном смысле. Ясное дело, у него в Лесном Море своих проблем хватает — еще и мои решать?! Разочарованно вздохнув, я взмахом руки развеял сиреневую дымку над столом, в которой, как в телевизоре, только что маячила морда дражайшего родственника. Похоже, сегодня помощи от него не дождаться. Со своей колокольни Пармалес прав: как я еще научусь править, бегая за советами по каждому пустяку? Если не можешь разобраться с простенькой тяжбой двух лесников о границах пасеки, то грош тебе цена. Но с другой стороны… Мог бы и посодействовать, родственничек, мать его так.

Позавчерашнее покушение бесследно не прошло — тонкие шрамы от ударов щупалец магической твари, призванной из морских глубин, краснели на бледной коже, напоминая сетку. Особенно противно ныла грудь, куда пришлось большинство атак. Я раздраженно почесался, вызвал одного из секретарей и отправил его за капитаном Артуарой, от которой хотелось услышать хоть что-то о результатах расследования злосчастного нападения на мою драгоценную тушку.

Сильнее шрамов бесила необходимость заниматься всякой фигней, вместо того чтобы поваляться в постели с Лайсси лишний часок. Или не поваляться. Я улыбнулся, размечтавшись о том, как вечером обниму мою змейку и буду тискать, щекотать и беситься с ней на пару. Одного ее присутствия рядом хватало, чтобы поднять настроение до заоблачных высот. Не говоря уж про такой горячий крышесносный, ну, всем понятно, о чем я, куда нас буквально швыряло, стоило лишь на пару секунд дольше подержаться за руки или посмотреть в глаза. Вчера я понял, что болен этой юной нагайной. Болен насмерть, до скончания века. Мне ее не хватало. Всюду, куда заносил день, тело молило о прикосновениях тонких пальцев, теплых губ, горячей кожи… Оно вибрировало, требуя капель пота, проступающего от наслаждения.

Я глухо застонал сквозь зубы, ощущая сжавшееся нутро. Нет, работать… Работать, работать и работать, как завещал Стаханов. С огромным трудом задвинув фантазии на задворки реальности, я взял со стола первую попавшуюся бумагу. Вчитываться пришлось долго. И в какой-то момент понял, что с меня хватит. Есть, в конце концов, наместница, вот пусть и отдувается! В дверь кабинета решительно вошла капитан дворцовой стражи, а следом величаво вплыла Трис, опять расфуфыренная, словно собиралась на бал. Третьим за ее спиной мелькнул Марат. Его внимательный взгляд скользнул по комнате, словно вбивая в стены малейшие тени. С момента его возвращения я постоянно открывал в сыне странные пугающие черточки. Мальчик действительно стал взрослым, за спиной у него определенно было что-то тяжелое и гнетущее. Сознанием я понимал, что он больше не тринадцатилетний парнишка, а вполне самостоятельный парень восемнадцати лет от роду. Но сердце еще очень хорошо помнило, как несколько недель назад этот сорванец резвился во дворце императора нагов.

Навстречу вошедшим с треском посыпалось оконное стекло, впустив в комнату ярко-желтый огненный шар. Стремительное движение капитана швырнуло меня на пол с кресла, громко вскрикнул Марат, а затем протяжный стон заставил остановиться кровь в жилах. Я вскочил на ноги, ожидая увидеть, что с сыном все плохо. И застыл, пораженный представшим зрелищем.

Тристания медленно сползала по стене, окруженная дымком из многочисленных прорех на одежде. Капитан де ла Клерзаль с окаменевшим от натуги лицом держала в тлеющих руках миниатюрное солнце, плюющееся огнем. Марат пристально смотрел на собственную тень на стене, образовавшуюся от сияния самого настоящего фаербола… Спустя миг сын шагнул в эту черноту и пропал, расплескав тьму по кабинету. Артуара застонала, а Трис подорвалась от стены и резким ударом выбила огненный шар из рук капитана. Фаербол лопнул, словно мыльный пузырь, оставив в воздухе дрожащее марево. Капитан без сознания свалилась на пол, а герцогиня с руганью ринулась к двери с криком: