Спящая в огне - Карина де Сантис

Стрела, со свистом выпущенная Гвиневрой, пронзила плечо Изгнанника, заставив того пошатнутся и удивленно шикнуть от внезапной боли. По толпе прокатилась волна удивления, а воительница, примостившаяся на постаменте фонтана, изображавшего покравителей Юга, выпустила в Кая еще одну стрелу, которая вошла аккурат в оперение первой, пронзая ее надвое и заставляя острие первой насквозь пробить чужое плечо. Кай коротко вскрикнул, касаясь раны, откуда уже сочилась алая кровь. В это же мгновение он выругался, глядя на свою ладонь, прибитую третей стрелой к плечу сразу под раной от первых двух. Пытаясь совладать с собой и болью, спонтанно обрушившейся на него, русал совсем не заметил, как слуга и Дева Целеста покинули постамент, а вместо них там стоял Андерс, вооруженный своим тяжелым мечом. Он был готов обрушить его на русала, правда, не в смертельном ударе — Изгнанник нужен был Спящей живым, чтобы свершить то, что было предначертано.

Вот только воитель так и остался стоять со своим оружием. Кай, не отрываясь, смотрел на Этну, объятый своим ярким ореолом иллюзии. Он был повернут вполоборота к Андерсу и потому смог вовремя остановить того от ненужного поступка. Левая рука русала повисла плетью, правая была прибита к плечу, а самого его била дрожь, но он будто и не обращал внимания на такие мелочи. Хотя Этна была уверена — будь она на его месте, то как минимум уже разоралась бы от жгучей боли, а как максимум просто потеряла бы сознание. Как долго он изнашивал себя болью, что теперь почти не обращал на нее внимания, так еще и мог использовать свою силу?

— И что это значит? — проговорил он низким голосом, обращаясь к Этне. Та молчала, не без ужаса поглядывая на воителя, застывшего не хуже статуи. В его глазах и без того всегда была пустота и, если бы не иллюзия, сложно было бы понять, что он находится во власти Изгнанника.

— Не я напала на тебя, — покачала головой Спящая, отчаянно пытаясь придумать, как помочь Андерсу. Благо, Гвиневра успела скрыться и не попасть под запал чужой злости. Все пошло не по плану. Воительница, выпустив стрелы в Кая, отвлекла его от Андерса, пробравшегося к постаменту. А дальше он должен был оглушить Изгнанника, чтобы того можно было обездвижить и лишить зрения. И уж после этого Этна бы показала ему свою силу. Она бы заставила молить Кая о смерти. Это звучало жестоко и выглядело слишком мрачно в ее голове, но был ли русал милостив к ней, когда запер в темнице, лишая всего на много дней? Отнюдь.

— Как жаль, что ты предал мое доверие, Андерс. А ведь я только поверил в то, что мы могли бы быть друзьями, — Кай покачал головой, поворачиваясь к воителю лицом. Свет из глаз стал ярче, ровно, как и все свечение, окутывающее его.

В один миг воитель пришел в движение, обрушивая свой меч на себя. Заточенное блестящее острие с легкостью пронзило наскозь его тело, будто столовый нож масло. А сам он закричал, содрогаясь всем телом, когда руки против воли стали прокручивать в животе меч. Затем он вынул его, нанося новую сквозную рану, из которой вместе с его хриплым криком вырвалась кровь, капающая на гладкие доски под ногами. Кровь была так похожа на ее платье.

Спящая не понимала, как Изгнаннику удается заставить Андерса чувствовать боль, но это ее безумно пугало. Она видела, как во время Отбора друг сражался, не издавая ни единого звука. Но сейчас… это было ужасно. Ужасно, что Кай заставлял его терзать свое же сильное, отточенное жестокими тренировками тело. Ужасно, что Андерс даже не мог дать отпор и прекратить это кровавое издевательство. И тогда она не выдержала.

В глазах Спящей вспыхнул пожар. Сила с легкостью пробежала по ее телу, выплескиваясь светом через шрамы. Она убьет его. Прямо здесь и сейчас. Убьет, не дожидаясь прихода Смерти. Собственноручно вырвет его поганую душу из тела. Огонь полыхал на ее ладонях, подпитываемый отнюдь не материальной вещицей, способной гореть, но ее личной ненавистью и яростью к чудовищу, причинившему слишком много боли.

Полыхая ярким огнем ненависти, Этна подошла к Каю, почти что обхватывая его шею своей горящей ладонью, позволяя русалу почувствовать ее жар, ее опасность и ее решительность. Она не прикоснулась к нему, сдерживая огонь, готовая в любой миг дать тому приказ переброситься на него. Она с удовольствием оставит на нем еще пару своих ожогов.

— Отпусти Андерса, не то я прижгу твою рану. Для начала, — тихо произнесла она, плотно сжимая челюсти, наблюдая, как дикое пламя ярости жадно пытается дотянуться до бледной кожи, желая вкусить ее.

— Ты так добра, — он усмехнулся, не поворачивая головы. Люди, ставшие невольными свидетелями нападения на их нового короля, во все глаза смотрели на то, что происходило на постаменте. Часть — с восхищением. Иные — со злостью. Но никто из них не смел ничего предпринять. Даже доблестные стражники русала оставались на своих местах, будто не хотели даже шевелиться без приказа своего господина.

Андерс был готов пойти на риск ради Этны. Был готов помочь ей свергнуть Кая, возомнившего себя невесть кем. Спасибо Гёдземе, что Гвиневра и правда была на Юге, участвующая в бунтах и намеренная вести сражения за его подругу. Вместе с ней он и смог придумать этот странный план. Надеяться на удачу и успех не приходилось. Нужно было просто брать и действовать, веря в то, что все получится.

Один раз воитель уже стал свидетелем демонстрации силы русала. Тогда, на первом испытании, ему не очень понравилось то, что он видел и то, что его разум оказался под контролем Кая и Алексис. Вполне хватало того, что он и без этого потерял частичку себя, закалив сердце металлом. Поэтому сейчас, ощутив во второй раз то, как контроль исчезает из разума, а сам он падает в неведение, Андерс возненавидел Изгнанника еще больше, чем прежде. Хотя, куда больше?

Он думал, что этим все и кончится. Думал, что, повиновавшись чужой воли и пронзив себя мечом, его оставят в покое. А потом в голове взорвался шквал оглущающей и сокрушительной боли, застарвляющей орать. Воитель прокручивал меч в своей ране, содрагаясь всем телом от ярких и острых ощущений. Давно позабытых и стертых из сердца испытанием боли. В легких не хватало воздуха, голос срывался на хрип, а он все продолжал терзать свое тело оружием, предназначенным отнюдь не для этого представления. Это было ужасно больно. Он невольно опустил голову, видя,