Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма - Глен Кук

– Понятия не имею. Знаю только, что утром они вконец осатанели – проникли в лагерь обманников и навели там шороху. – Говорил я тихо, потому что не был уверен в существовании языка, неизвестного Госпоже или ее приближенным. – Было на что посмотреть. Дядюшка Дой зарубил с полсотни обманников, а матушка Гота прикрывала ему спину. Эту старушенцию лучше не выводить из себя. Тай Дэй, где Дой и твоя мать? – спросил я, перейдя на нюень бао.

Тот пожал плечами. Что означало одно из двух: он не знает либо знает, но не скажет.

– Тай Дэю тоже неизвестно, – сказал я Костоправу.

Между прочим, и сам Тай Дэй почти весь день не путался у меня под ногами, что необычно. Где, хотелось бы знать, он отирался?

– Щенок, – заворчал Костоправ, имея в виду мой рассказ о подвигах дядюшки, – сколько раз я просил тебя не преувеличивать? Не может быть, чтобы такой старый пень…

– Какие преувеличения? Там было море крови и дерьма. А «старый пень» вертел мечом так быстро, что его и видно-то не было. Эти сукины дети разбегались, как тараканы. Нарайян Сингх сграбастал девчонку и задал драпа: теперь он прячется под вышкой Могабы. Там был такой переполох, что даже Дщерь Ночи малость струхнула.

– И куда же твои свойственники потом подевались?

Вот же упрямец!

– А черт их знает. Я не разыскивал. Может, погибли или попали в плен.

Признаться, вероятность подобного исхода представлялась мне сомнительной.

Костоправ кивнул, бросил взгляд на Тай Дэя и сказал:

– С ними я потом разберусь. А сейчас отправляйся спать. Завтра будет долгий день.

Я решил, что мне и впрямь лучше отдохнуть сейчас, потом такой возможности может не представиться. Тай Дэй, судя по физиономии, жалел, что не удосужился выучить несколько чужеземных наречий.

Я оказался прав: высоты были ключом к перевалу. Правда, чтобы додуматься до этого, не нужно быть великим стратегом.

Сигналом к возобновлению битвы послужил освежающий душ из огненных бомб. Впервые по всему нашему фронту палили шесты. Госпожа была в бешенстве, она с пеной у рта проклинала нас за чудовищный расход боеприпасов.

Честь наступать первым снова выпала Прабриндра Дра.

Трудно было поверить в то, что солдаты Могабы не уничтожены шквальным огнем, однако князь встретил ожесточенное сопротивление. Тенеземцы дрались храбро, хотя бы потому, что ничего другого им не оставалось. Как нередко бывает в отчаянных ситуациях, давала себя знать их превосходная выучка. Князь наседал упорно, но нигде не смог прорваться.

Могаба ухитрился буквально из ничего собрать небольшой резерв. Он перебрасывал этот отряд вдоль фронта, мгновенно затыкая дыры. Его ум, воля и стремление спастись творили чудеса. Но он был обречен. Господин, этот безумный упрямец, не оставил ему ни единого шанса.

До сих пор Хозяин Теней думал только о том, как не отдать перевал Черному Отряду. Как будто весь мир неизбежно рухнет, если мы пересечем Данда-Преш. Но когда огненные шары зашуршали возле ушей Длиннотени и в башне появились черные пробоины, у него возникла новая идея.

– Подготовь ковер, – сказал он Ревуну.

– А ты, генерал, зови сюда обманника Сингха, дитя и твоих самых ценных офицеров.

Внезапно он обрел полнейшее спокойствие, а заодно и рассудительность, достойную могущественного властителя. С полминуты Ревун молча смотрел на него, а потом кивнул. Маленький чародей тоже носил маску, но она плохо скрывала презрительную мину.

– Отступать еще рано, – заявил Могаба.

Я готов был поверить, что этот человек – святой. Служащий дьяволу, но тем не менее святой. Его спокойствие казалось неисчерпаемым. Длиннотень же вел себя хуже испорченного ребенка. Интересно, как этому недоумку удалось обрести такую силу?

– Я еще смогу все исправить, если ты позволишь…

– Ты будешь выполнять мои приказы, – оборвал его Длиннотень.

– Я и выполняю. Уже четыре года. И вот к чему мы пришли. Армия, равной которой не бывало уже несколько веков, обречена на гибель только потому, что вся ее стратегия и тактика сводятся к исполнению продиктованных эгоизмом и страхом приказов одного-единственного колдуна, чье представление о реальности не простирается дальше наконечника копья, в которое он вцепился. Между прочим, я понял, что они поразительно хорошо осведомлены об изъянах твоего характера.

Могаба бросил на Ревуна недобрый взгляд. Похоже, паранойя и взаимная подозрительность не являются исключительными свойствами нашей армии. Так же как и несовпадение личных интересов.

Длиннотень, брызжа слюной, заорал что-то невразумительное.

Могаба не дрогнул.

– Я не вызову капитанов, – продолжал он. – Я не брошу позиции и моих людей только потому, что ты лишился мужества. Если тебе угодно бежать – беги, но не мешай мне сражаться. Возможно, мы все погибнем под огнем этой ведьмы Сеньяк, но ни один мой солдат не погибнет от удара в спину.

Длиннотень бессвязно кричал, срываясь на визг. Он был близок к безумию.

– Возьми себя в руки, колдун. Будь мужчиной. Найди силы хотя бы для того, чтобы не мешать профессионалам. Сделай так, чтобы твои солдаты захотели сражаться за тебя.

Отвернувшись от Хозяина Теней, Могаба подозвал вестового и послал его на высоты, передать командирам, что он недоволен ходом боя.

Выпускаемые долговязыми шадаритами огненные шары взрывались в опасной близости от башни Могабы. Внизу Нарайян Сингх и Дщерь Ночи чувствовали себя неуютно.

Некоторое время мне казалось, что Могаба не пойдет на попятную и доведет свой бунт до логического конца. Во всяком случае, он принялся энергично рассылать гонцов с приказом стабилизировать ситуацию на фронте.

Но вскоре Длиннотень прекратил бесноваться и крепко задумался. Я испугался: уж не удалось ли Могабе внушить этому сумасброду, что он располагает лучшей позицией, лучшей армией и лучшим полководцем, а потому, несмотря ни на что, может рассчитывать на победу? Уж не вынудил ли его инстинкт самосохранения внять доводам рассудка?

Внезапно Хозяина Теней окутала тьма. Могу поклясться, что она не была создана им самим.

Длиннотень заверещал, как раненый кабан, затопал ногами и что-то закричал на не знакомом ни мне, ни кому-либо из окружающих языке. Затем рухнул на колени и забился в припадке, совершенно не похожем на его обычные приступы ярости.

Он стонал, рыдал и нес какую-то ахинею – возможно, непонятную и ему самому. Все находившиеся на вышке смотрели на это в кромешном изумлении. Ревун озирался по сторонам, словно в поисках некой неведомой, но грозной напасти.

Я бросил взгляд на Госпожу, но та ничего не предпринимала; она выглядела лишь чуточку более настороженной, чем обычно. По всей видимости, ощущала нечто, чего не понимала.