Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меркатто! – Гнусная ведьма, подбившая на предательство его ученицу. Лучшую, самую любимую ученицу, которую он перехватил у Эловео Крея в Остенгорме, предварительно его отравив. Надо, надо было убить Меркатто еще у себя в саду, но грандиозность, значимость и явная невозможность исполнения работы, ею предложенной, раздразнили его тщеславие. – Будь проклято мое тщеславие! Мой единственный порок!
Но мстить он не будет.
– Нет.
Столь низменные и нецивилизованные устремления не в его характере. Он – не дикарь и не животное, как Змея Талина и ей подобные, он – утонченный, культурный человек с высочайшими этическими принципами. Изрядно поиздержавшийся после верной своей и нелегкой службы и потому нуждающийся в солидном контракте. В солидном нанимателе и в благопристойном заказе на убийство с безупречным мотивом, результатом чего явится солидная, честная прибыль.
И кто заплатит ему за убийство Палача Каприле и ее дружков-варваров?
Ответ очевиден.
Морвир повернулся к окну и отвесил свой самый угодливый поклон, изящнейшим образом отведя в сторону руку.
– Великий герцог Орсо, мое драгоценнейшее… почтение.
Выпрямившись, он нахмурился. За окном, на вершине холма, чернели на фоне серого рассветного неба силуэты нескольких дюжин всадников.
* * *
– Во имя чести, славы и, главное, достойной платы! – Под дружный смех Верный обнажил и высоко вскинул меч. – Вперед!
Конники длинной цепью двинулись вниз по склону, рассыпались, войдя в пшеничное поле, и, вырвавшись на травянистый луг, перешли на рысь.
Трясучка скакал вместе со всеми. Выбирать не приходилось, поскольку рядом был Верный. И попытайся он отстать, его, пожалуй, не поняли бы. Топор бы в руки… Но надежды, как это часто бывает, не оправдались. Впрочем, возможность держать поводья обеими руками даже порадовала, когда рысь сменилась галопом.
Они были уже шагах в ста, а все по-прежнему оставалось спокойным. Трясучка, угрюмо глядя на дом, сарай и низкую стену перед ними, напрягся, подобрался. План казался плохим. И раньше таким казался, но сейчас, когда уже был на ходу, выглядел с каждым мгновением все хуже. Неслась назад земля под конскими копытами, подпрыгивало под натертой задницей седло. Ветер выжимал слезы из прищуренного глаза, холодил незажившие шрамы, не прикрытые повязкой. Скакавший справа Верный с поднятым мечом, в развевающемся за спиной плаще, кричал:
– Ровней! Ровней!
Цепь слева растягивалась, выгибалась, мелькали разгоряченные лица всадников и конские морды, копья, торчащие во все стороны под разными углами… Трясучка высвободил ноги из стремян.
И тут распахнулись разом все ставни на окнах дома. Он увидел осприанцев, поднявшихся из-за стены, – блеснули стальные шлемы, потом взведенные арбалеты. Миг настал сделать то, что должен. И срать на последствия. Трясучка глубоко, до хрипа, втянул в грудь воздух, задержал дыхание и скинулся с седла. Услышал сквозь цокот копыт, бряцанье металла и шум ветра в ушах пронзительный крик Монцы.
В следующий миг земля ударила его в челюсть так, что зубы клацнули. Хлебнув грязи, Трясучка куда-то покатился. Все смешалось – серое небо, несущиеся кони, падающие люди. Кругом гремели копыта, в лицо летели комья земли. Остановившись, наконец, он попытался было подняться на колени. Но кто-то, размахивая руками, рухнул на него и снова опрокинул на спину.
* * *
Морвир подкрался к дверям сарая, приоткрыл их и высунул голову как раз в тот миг, когда из-за стены поднялись осприанские солдаты и обрушили на атакующих смертоносный град арбалетных стрел.
Люди Верного на лугу начали дергаться в седлах и валиться наземь; рухнули, придавив седоков, несколько лошадей. Раздались яростные и испуганные крики, отчаянное конское ржание. Из строя разом выбыло около дюжины всадников. Но остальные, не дрогнув, продолжили атаку, высоко воздев сверкающее оружие и перекрывая боевым кличем предсмертные вопли павших товарищей.
Морвир заскулил, поспешно захлопнул двери и прижался к ним спиной. Сражение не на жизнь, а на смерть. Бешенство и беспорядочность. Острый металл, летящий с огромной скоростью, – проливающий кровь, разбрызгивающий мозги, разрубающий мягкую плоть, обнажая омерзительные внутренности. Самый варварский способ ведения дела, в котором он решительно не знаток. Собственные кишки его, к счастью, пока еще целые, свело в приступе животного ужаса и отвращения, который сменился волной более осмысленного страха. Если победит Меркатто… можно не сомневаться в том, какая участь ему уготована. Смерть его невинной ученицы, в конце концов, эта женщина спровоцировала без малейшего колебания. Если победит Тысяча Мечей… он – сообщник убийцы принца Арио. Мучительное расставание с жизнью предстоит в любом случае.
– Черт!
В дверь не выйти – двор фермы вот-вот превратится в двор скотобойни; окна слишком маленькие, не пролезть. Спрятаться на сеновале? – нет, нет, что он, и в самом деле пятилетний ребенок?.. Лечь рядом с Дэй и притвориться мертвым? В лужу мочи?.. – Никогда! Морвир кинулся к дальней стене сарая, зашарил по ней в поисках выхода. Наткнулся на шатавшуюся доску и начал колотить по ней ногой.
– Ломайся, дрянь такая! Ломайся! Ну, ломайся же!
Страшные звуки сражения снаружи становились все громче. Что-то стукнуло в стену сарая – заставив Морвира подпрыгнуть и оглянуться – с такой силой, что с балок посыпалась пыль. Подвывая от страха и нетерпения, обливаясь потом, он вернулся к своей «плотницкой» работе. Еще удар, и доска, наконец, вылетела. В узкую щель проник тусклый утренний свет. Морвир пал на колени, повернулся боком, протолкнул в щель голову, оцарапавшись о шершавые края досок, и узрел поле бурой пшеницы, а за ним, шагах в двухстах, небольшую рощицу. Укрытие. Он высунул руку, тщетно пытаясь ухватиться за наружную поверхность стены. Пропихнул плечо, грудь до середины, а потом… застрял.
С его стороны было проявлением оптимизма, мягко говоря, полагать, что удастся протиснуться сквозь этакую щель без труда. Лет десять назад, когда он был еще строен как ивовое деревце, пролез бы в щель вдвое у́же с изяществом танцора. Возможности этой его лишило слишком большое количество пирожных, съеденных с тех пор, и теперь, похоже, они могли стоить ему и самой жизни. Морвир принялся дергаться и извиваться. Край доски больно впился в живот. Неужели здесь его и найдут? И будут смеяться впоследствии, рассказывая об этом? Ему суждено оставить по себе такую память? Великий Кастор Морвир, смерть без лица, опаснейший из отравителей, войдет в историю благодаря тому, что, пытаясь убежать, застрял в стене сарая?..
– Чертовы пирожные! – возопил он и последним, отчаянным усилием все же вырвался на волю, разорвав рубаху о какой-то коварный гвоздь и обзаведясь длинной жгучей царапиной на груди. Скрипнул зубами. – Проклятье! Дерьмо!
Затем выпростал из дыры ноги. И, освободившись, наконец, из цепких объятий паршивого необструганного дерева, поспешил к укрытию, которое предлагала роща.