Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова

Благодаря подвижничеству Николая Александровича Петрова, разрабатывавшего всё новые и новые составы эмалей и неустанно экспериментировавшего с режимами обжига и последовательностью нанесения слоёв, в работах фирмы Фаберже применялось свыше 500 оттенков эмали, то есть столько, сколько не знало эмальерное дело ни до, ни после, в настоящее время эмалевая палитра самых известных итальянских и французских фирм не превышает 60 колеров.[773]

Предпочтение отдавалось эмали, нанесённой на плоско-рельефный рисунок, награвированный вручную или с помощью гильошировального станка. Она потому так необычно и выглядела, что требовала не только чрезвычайной тщательности в нанесении узора, не только шести-семи нанесённых в определённом порядке слоёв эмалевых покрытий различных цветов, уподобляющихся тончайшим лессировкам в живописи, но и специальных знаний при многократных обжигах, связанных с необходимостью выдерживания нужного интервала времени при заданной температуре. Недожог и пережог грозили неполучением требуемого оттенка, который к тому же резко отличался по цвету от наносимого на поверхность изделия перед обжигом порошка эмали. Вдобавок приходилось к тому же проводить долгие часы за ручной полировкой после каждого выхода вещи из муфеля.

Зато даже простейший сетчатый рисунок, награвированный тонким резцом, переливался под несколькими искусно подобранными слоями эмали, как муаровая ткань, каждая складка которой светилась только ей присущим цветом.[774] Поражает разнообразие цветов и оттенков прославленных прозрачных или напоминающих драгоценный опал, слегка замутнённых, но зато переливающихся радужными всполохами эмалей, что создаёт волшебное зрелище. Эти восхитительные финифти были плодом неусыпных экспериментов отца и сына Петровых, всё время колдовавших над составами, порядками чередования 4–5 тонюсеньких слоёв, создававших эффект своеобразных лессировок, рецептами режимов обжига. Из-под поверхности, сияющей ярким блеском от долгих часов окончательной полировки на деревянном колесе, проглядывали разнообразнейшие рисунки, искусно награвированные на золоте или серебре.

После ликвидации мастерской в годину революций Николай Александрович Петров получил новое назначение: его пригласили на Монетный двор для исполнения для Красной армии знаков с эмалью. Но подлинный подвижник порученного ему дела, как с горечью писал Бирбаум, «даже на эту лишённую всякого интереса работу ради куска хлеба себя не пощадил. Плохое питание и нервное истощение его добили. Лучшего эмальера Петрограда, а может быть, и России не стало. Не стало также хорошего честного человека и труженика».[775]

Выдающимися мастерами были также Фёдор Афанасьев, Василий Соловьёв, Андрей Гурьянов и другие. Различие между мастерскими заключалось, скорее, в количестве использовавшихся технических приёмов и в материалах, нежели в степени совершенства владения ими, так как уровень их был необходимо высок, всем им была присуща непременная ручная доводка всех работ (что, правда, под конец несколько изменилось по отношению к штампованным вещам), а поэтому всем им были свойственны необычайная тщательность отделки и предельная законченность и с технической, и с художественной стороны.

Мастера стремились, чтобы каждый материал раскрыл максимум своих возможностей, и это им удавалось. Высококлассное исполнение сочеталось с серийностью выпуска массовых изделий, отличавшихся друг от друга зачастую только цветом эмали и разницей во вставленных камнях. Одна и та же форма-полуфабрикат, полученная штамповкой, дополнялась различным декором, а затем «доводилась» обычно вручную, что и придавало всем изделиям фирмы прелесть и неповторимость оригинала. Это, с одной стороны, позволяло удешевлять продукцию, благодаря чему этот своеобразный «ширпотреб» мог купить почти всякий желающий иметь вещь «от Фаберже», цены колебались в магазине от 5–7 до 30 тысяч рублей, а с другой, почти не было одинаковых предметов, они хоть чем-нибудь, но разнились, что привносило дополнительную нотку уникальности и налагало печать неповторимости. В предметах же столового серебра «оригинал исполнялся ручною работою лучшими мастерами, а затем воспроизводился в больших количествах механическими способами».[776] Однако благодаря высочайшему уровню вещей «ширпотреба», тот давал достаточную денежную выручку чтобы ведущие мастера фирмы могли спокойно экспериментировать и создавать для состоятельных и понимающих толк заказчиков уникальнейшие произведения, становившиеся подлинными шедеврами ювелирного искусства.

Помимо права на личное клеймо главы мастерских участвовали в решении как общих проблем, возникающих при разработке нового ассортимента, так и частных, касающихся какого-либо сверхответственного заказа. Все они, вместе с лучшими дизайнерами-«композиторами», входили в состав совета, непременными членами которого являлись также Карл Фаберже, его брат, а затем и сыновья. На совете обсуждались и вопросы распределения заказов по мастерским.

В фирме Карла Фаберже «каждая мастерская занимала в среднем от 40 до 60 человек подмастерьев. По специальности они распределялись следующим образом: от 20 до 30 монтировщиков, 5 граверов, 5 чеканщиков, 5 закрепщиков, 5 шлифовщиков, 1–2 гильошера, 1 токарь. Специализация работ шла ещё дальше: монтировщики подразделялись на портсигарщиков, то есть специалистов по изготовлению коробок, табакерок, папиросниц, дамских несессеров, вообще вещей, где шарнирам и затворам нужно уделять особое внимание. Заграничные мастера всегда удивлялись совершенству этих работ. Плотность затворов была такова, что на полированной поверхности папиросницы сразу трудно было найти линию, отделяющую крышку от корпуса, а все коробки и подобные им предметы закрывалась без малейшего звука. Другие монтировщики специализировались на чисто ювелирных работах», закрепляя на брошках, браслетах, колье, диадемах многочисленные алмазы и прочие самоцветы на металлической основе или «на оправах изделий из полудрагоценных камней – нефрита, горного хрусталя, лазурита и др.». Граверное дело также подразделялось «на две специальности: штриховая гравюра, шрифты, орнаменты, картины и резная рельефная гравюра и оборотная работа (выемчатая) для медалей», а в чеканке специально выделялась еще «чеканка отличных работ». В серебряном же деле монтировщики делились «на две категории: посудники, изготовляющие сервизы, самовары и прочую посуду, и монтировщики, имеющие дело преимущественно со сборными отливными работами, канделябрами, фигурами, часами и т. д.

Так как почти все работы включали несколько специальностей, то вещи проходили через несколько рук, а затем части их собирались специалистом-сборщиком. Франсуа Бирбаум, написавший эти строки, совершенно справедливо констатировал: «Такая специализация доводит технику до совершенства, но понижает художественный облик предмета. Проходя через столько рук, он теряет следы индивидуальности мастера; кроме того, так как каждый специалист заботится лишь о совершенстве своей работы, он склонен в случае нужды пожертвовать работой другого специалиста, чеканщика, гравера или эмальера».[777]