Русский диверсант - Сергей Михеенков

Воронцов обошел свой взвод. Бойцы провожали его молчаливыми взглядами. Послушные и безропотные в бою, они во время отдыха не досаждали своими вопросами и просьбами. Будто все знали наперед, смирившись со своей судьбой и готовностью свою чашу нести до конца.

— Чинко, — окликнул он помкомвзвода, — раненые до сих пор не отправлены. Почему?

Взгляд у сержанта Чинко спокойный. Будто и не было двух рукопашных. Голос тоже:

— Снайпер бьет, товарищ младший лейтенант. Сами видите, что делается. Дождемся темноты, отправим. Ребята потерпят.

В строю из семидесяти пяти человек оставалось тридцать восемь. Тридцать девятым был лейтенант Гридякин.

— Дронов, оба пулемета — на фланги. Пусть заряжают диски.

— Они уже заряжают, — ответил зам по строевой.

Трупы немцев бойцы выбросили из траншеи, образовав с западной стороны бруствер. Теперь сидели в ячейках и делили трофеи, щелкали зажигалками, курили в рукава, посмеивались друг над другом. Обычная реакция после атаки. Живые вспоминают что-нибудь смешное. О мертвых не говорят. Мертвым уже ничего не нужно, они даже покурить не просят.

— Чинко, откуда бьет снайпер?

— Да кто ж его разберет. Лупит на каждое движение. Двоих уже в блиндаж унесли.

— Ты МГ освоил?

— Да я его давно освоил, — признался Чинко тем же спокойным тоном.

— Стреляешь хорошо?

— На сто шагов в середину корпуса не промахнусь.

— Тогда слушай меня внимательно. По фронту снайпер огонь не ведет. Как правило, стреляет с фланга. Я сейчас высуну каску, а ты понаблюдай. Постарайся засечь вспышку выстрела. — Воронцов протянул сержанту бинокль.

— Не нужен мне никакой бинокль. У меня глаза хорошие.

— Когда увидишь вспышку, молоти по тому месту, пока ствол не перегреется. Кончится лента, спрячь голову и лежи, не высовывайся.

Воронцов подобрал винтовку с разбитым прикладом, надел на нее каску, валявшуюся под ногами, и поднял ее на четверть над трупом немца. Затем он шевельнул труп, подтащил его к себе. Пусть снайпер подумает, что русские продолжают обшаривать убитых. Опустил каску и снова приподнял. И в это мгновение пуля щелкнула по каске, так что та отлетела в глубину траншеи. И тут же торопливо заработал МГ. Воронцов на четвереньках подбежал к сержанту. Тот, прижав к щеке верхний рог короткого приклада, молотил из пулемета по крыше сарая, стоявшего возле дальнего леса, метрах в ста пятидесяти от их траншеи. Вскоре плоский наконечник целиком отстрелянной ленты, щелкнув, выскочил из приемника. Сержант быстро убрал с бруствера пулемет и поставил его на дно траншеи.

— Перегрел, — сказал он и швырнул на кожух горсть снега. — Пахнет, как в кузнице…

Подошел лейтенант Гридякин.

— Что там?

— Снайпер в сарае засел.

— Думаете, вы в него попали?

— Попасть, может, и не попали, — сказал Чинко, — но напугали. Он теперь отсюда уйдет. Он понял, что и за ним охота началась.

— Как думаешь, — спросил Гридякин, — почему они молчат? Хреновая какая-то тишина.

— Скоро узнаем.

Воронцов позвал к себе командира отделения противотанковых ружей. Худощавый сутулый сержант с раскосыми карими глазами степняка доложил, что расчеты расположились углом вперед, что запасные позиции тоже отрыты и замаскированы. Фамилию командира отделения бронебойщиков Воронцов никак не мог запомнить. Запомнил имя.

— Карим, как вы думаете, если они пустят танки, откуда надо ждать атаки?

— Танка нада маневр, — с сильным акцентом ответил Карим. — Сюда болото, сюда болото. Там — дорога. Оттуда ждем, товарищ младший лейтенант.

— Хорошо. Один человек пусть ведет постоянное наблюдение. Остальным — отдыхать.

— Есть, товарищ младший лейтенант. — Карим махнул ладонью у обреза каски и пошел по ходу сообщения к позициям ПТР.

Две бронебойки были расположены в глубине траншеи, третья — непосредственно в одной из стрелковых ячеек.

Во второй половине дня началась стрельба на флангах. Немцы, казалось, забыли о прорвавшейся роте, оседлавшей одну из высот. Они сосредоточили огонь своих орудий и минометов на скатах справа и слева от штрафников. Несколько раз там слышалось: «Ра-а-а!» Но все тонуло в сплошном гуле взрывов и пулеметном грохоте. Девятка пикировщиков пронеслась над деревьями. Самолеты сделали вираж, набрали высоту и начали почти отвесно пикировать на скаты. Разгрузившись, «лаптежники» улетели. Внизу все трещало и горело. Дым и копоть сносило в лес.

— Вот и вся атака наших батальонов, — сказал спокойным голосом сержант Чинко и осторожно спросил: — Товарищ лейтенант, как вы думаете, приказа на отход не будет?

— Не будет, Чинко.

Сержант докурил немецкую сигарету, уронил колечко окурка между колен и сказал:

— Я тоже так думаю. Но вы не сомневайтесь. Никто из наших, товарищ младший лейтенант, второй раз в плен не пойдет.

— А я и не сомневаюсь. Пойдем-ка проверим позиции пулеметных расчетов, сержант.

Пошли на левый фланг. Пулеметчики сидели на дне просторного окопа. «Максим» без щитка стоял внизу, прикрытый трофейной плащ-палаткой. Пулеметчики, развязав один из принесенных с собой вещмешков, набивали брезентовые ленты патронами.

— Где запасная? — спросил Воронцов первого номера.

— Там, товарищ младший лейтенант, — вскочил боец. — В двадцати шагах отсюда. Глубже и немного левее.

— Хода сообщения туда, конечно же, нет.

— Да где ж тут его откопаешь, товарищ младший лейтенант. Они уже сейчас пойдут.

Все бойцы были уверены, что немецкая контратака начнется с минуты на минуту.

— Следите вон за тем отрезком дороги. Это — ваш сектор. Стрелять — только во фланг. Фронт — не ваше дело. Только в крайнем случае. Если подойдут на бросок гранаты.

— Если подойдут на бросок гранаты, то стрелять уже поздно, — сказал первый номер. — Тогда надо будет на запасную уматывать.

Народ во взвод подобрался бывалый. Что и говорить, взвод, который достался ему в начале офицерской карьеры, оказался хорошим взводом. Вот только истаивал он быстро. И задача оказалась непомерной.

Пошли дальше. Впереди Воронцов увидел пулеметчиков второго взвода. Соседи тоже устроились и отдыхали. Там, во втором взводе, уже не было сержанта Степки Смирнова. Потертое письмо его матери, которое Степан сохранил и в плену, и в роте Радовского, теперь лежало в полевой сумке Воронцова.

Во второй взвод он идти не хотел. Разве что проведать Кондратия Герасимовича. Нет, Нелюбину сейчас не до него. Тоже, видать, обходит свое хозяйство и отдает распоряжения пулеметчикам, стрелкам и бронебойщикам.

— Чинко, — сказал Воронцов своему помкомвзвода, — я обещал вам написать на вас ходатайство за умелые действия в составе передовой группы. Учтите, я не забыл.