Русский диверсант - Сергей Михеенков

— Что с ним?

— В траншее уже… Очередь из автомата. Прямо в грудь. Фельдшер сказал, что в тыл нести бесполезно. Вот такие дела, взводный. Так что прощайся с другом и давай сюда.

Воронцов взял руку Степана. Лицо его сразу вздрогнуло.

— Ну, как ты, Степ? Я ротного попрошу, чтобы в тыл тебя отнесли. А?

— Спасибо, Сань. — Степан говорил с трудом, медленно разлепляя спекшиеся черные губы. — Помнишь, как мы… наша Шестая… на речке той…

— Тихо, тихо, молчи. Тебе больно?

— Сань, в кармане у меня письмо от матери. Старое… прошлогоднее… Адрес на нем обратный… Не хочу под чужим именем…

— Хорошо, Степ, ты только не переживай. Все сделаю. Будем жить, Степ! Будем жить!

Ротный снова позвал Воронцова.

Степан шевельнул губами:

— Не оставляй меня, Сань. Умирать скоро… Боюсь один остаться… А там… там не боюсь… Там нас много…

— Я с тобой, Степ. С тобой. Ты, может, хочешь чего? Пить хочешь? У меня и водка есть. — Воронцов достал из кармана трофейную фляжку, потряс ею.

Степан снова шевельнул губами. Голос его уже стал совсем тихим. Воронцов наклонился к нему и услышал:

— Сань… устал… Ох, как я устал…

Через двадцать минут, когда на гору заволокли три 76-миллиметровые пушки и минометы, рота снова пошла в атаку.

Связисты тащили катушки с проводами. И спустя некоторое время старший лейтенант Солодовников уже кричал в трубку со своего передового НП:

— Первый! Давай огня! Где батальоны?

— Дуй вперед и не оглядывайся! — слышал он в трубке возбужденный голос полковника Колчина. — Твое дело — выйти на шоссе, оседлать его и отрезать их к чертовой матери!

— Я и иду! Иду, товарищ Первый! Но у меня оголенные фланги!

— От твоих флангов я их сейчас отгоню минометным огнем! Так что не бойся! Вперед! Какие потери?

— Большие, товарищ Первый. Семьдесят пять человек выбыло из строя. Тридцать два — безвозвратные.

— Лейтенанты?

— Трое.

— Убиты?

— Двое ранены. Эвакуированы в тыл. Один убит.

— Этот-то, курсант, как себя ведет? Не зря я его водкой поил?

— Воронцов?

— Да, он.

— Младший лейтенант Воронцов действует храбро и уже отличился при штурме траншеи и отражении контратаки. После боя буду ходатайствовать о награждении его орденом.

— Готовь, Андрей Ильич, представление. Я подпишу. И на всех, кто отличился. А младшему лейтенанту скажи об этом. Пусть старается, землю когтями рвет.

— Да он и так рвет, товарищ Первый.

— Боеприпасов мы вам подбросим. Держитесь. Скоро пойдут батальоны. Все. Конец связи.

Старший лейтенант Солодовников положил трубку на рычаг, вспомнил капитана, который сидит сейчас внизу, под горой, в своем теплом блиндаже…

— Скоро пойдут… Скоро… Это когда? Когда у меня от роты взвод останется? Хер ты, Илья Митрофанович, их с места сдвинешь, свои батальоны. Они по взводу бросят на пулеметы, положат на проволоке по десятку людей и назад отведут. Захлебнулась атака! Что ты тут сделаешь? Хвать ее в душу! — Так рассуждал сам с собой командир штрафной роты старший лейтенант Солодовников. Уж он-то воробей битый, знал, что почем на войне. Он бы и сам, будь у него простая стрелковая рота, без основательного усиления и без обеспечения флангов не полез бы на скаты. Так, потоптался бы внизу и — ползком, с кровавыми соплями, назад.

В следующее мгновение справа и слева все потонуло в черных взрывах. Батя не обманул, подбросил огоньку. А через минуту зазвонил телефон:

— Пошли батальоны, Андрей Ильич. Встречай. Ты скажи вот что: до второй траншеи дошел?

— Дошел. Третий взвод ворвался и ведет рукопашный бой. Четвертый пытается атаковать минометную батарею. Второй и первый прижаты сильным огнем с флангов. Еще бы туда огоньку.

— Дадим. Третий — это кто у тебя?

— Власовцы. Воронцов. С ними лейтенант Гридякин ушел.

— Зачем? Не его это дело, в атаку ходить. Зачем ты его отпустил?

— Останови их… Молодые, ретивые. Дело пошло… Азарт…

— Срочно отзови его на свой НП! Отзови, слышишь? Скажи: Колчин приказал срочно выйти из боя! Ранят, не дай бог, а то еще и убьют, затаскают тогда нас с тобой. Сами в штрафбат пойдем. Пленные есть?

— Нет пленных.

— Как нет? Траншею взяли и пленных нет?

— Не берут они пленных.

— Вот и прикажи Николаю, чтобы организовал захват пленных, и пусть с ними возвращается назад. Жду его здесь, внизу. Я — на НП Второго. Ты меня понял?

— Все понял, товарищ Первый.

Прибежали связные:

— Третий в траншее! Большие потери!

— Второй пытается атаковать! Четвертым отделением уже ворвался! Идет рукопашный бой!

— В первом большие потери! Прижат плотным огнем пулеметов. Бьет снайпер! Есть потери от огня своих минометов!

— Четвертый двумя отделениями зацепился за траншею! Большие потери! Убит младший лейтенант Никонов! Ранен младший лейтенант Тимошкин!

Из второй траншеи немцев они через минуту-другую выдавят. Изрубят саперными лопатками самых упорных и займут вторую линию. Но после этого надо ждать контратаку немцев. И судя по тому, как они пролезли узким клином, не обеспечив флангов, на этот раз немцы контратакуют не так, как час назад. Было бы слишком примитивно с их стороны…

Уже рассвело. Воронцов и не заметил, как всплыло над дальним лесом, над верхушками не тронутых снарядами берез оранжевое солнце. Вдруг спохватился, что не взлетают ракеты. Да и вообще тихо стало кругом. Немцы притихли. Наших не слыхать. Первая мысль: где батальоны? Почему не слыхать боя на флангах? Там сейчас должна стоять пальба и дыбом вставать земля! Значит, не пошли батальоны?

Приполз связной с НП командира роты:

— Донесение лейтенанту Гридякину! Кто из вас лейтенант Гридякин?

— Я. — Гридякин открыл глаза. — Давай, что там у тебя.

Связной передал записку. Гридякин прочитал ее и порвал.

— Скажи ротному, что приказ будет выполнен. Можешь быть свободным. — И лейтенант Гридякин снова закрыл глаза.

Левая ладонь его была перевязана. Когда прыгал во вторую траншею, немец встретил его на штык. Гридякин машинально выбросил вперед руку, и штык проткнул ладонь. Сейчас, после второй траншеи, он выглядел ничуть не лучше штрафников. Вот почему связной не сразу разглядел его среди бойцов. В оборванной шинели, с закопченным лицом, кровоподтеком на скуле, разбитым лбом и рассеченной губой. Теперь он дремал, прижавшись к пулеметчику.