Барселона. Проклятая земля - Хуан Франсиско Феррандис

Хозяйка огляделась кругом. На кухне под началом Гали трудились еще семеро слуг. На четырех очагах булькали супы и жаркое, снаружи на двух кострах жарили мясо. Впервые за много лет Элизия получила возможность иногда делать передышку. Оглядываясь назад, она видела только усилия и самопожертвование. Жизнь в Барселоне пронеслась как один вздох. «Миракль» был полон народу, ее уважал весь город, но сердце ее оставалось бесплодным по вине Гали.

Муж ее, столько лет прожигавший свое здоровье, тяжело заболел, и тогда Элизия, несмотря на лед в своей душе, щедро заплатила еврейскому лекарю. Гали выздоровел, но превратился в сухую, изможденную тень. Схожее с черепом лицо и черный рот не вызывали ничего, кроме отвращения. Гали винил Элизию за то, что она оказалась не той покорной женой, какую он искал. Элизия сгорала от желания попросить Ориоля вышвырнуть Гали вон из города, но он оставался ее мужем перед Богом и отцом Гомбау, ее первого ребенка.

В кухню вбежала бледная Эмма, все обернулись к ней.

– Они приехали! Они вот-вот будут здесь!

– Но разве не завтра? – пролепетала Элизия.

– Они приехали после утренней службы. Они побывали во дворце и теперь идут сюда!

Хозяйку «Миракля» охватила небывалая слабость. С тех пор как она услышала, что Изембард появится в Барселоне, Элизия раз за разом повторяла себе, что должна быть сильной. Все правильно, так и должно быть. Женщина оперлась о скамью и провела рукой по лбу – ладонь оказалась белой от муки. Ей хотелось видеть Изембарда сильнее, чем она сама желала это признать, и в то же время хотелось убежать как можно дальше. Элизия сняла кухонный фартук неопределенного цвета и посмотрела на свое расплывчатое отражение в бронзовом котле. Ей следовало причесаться и одеться понаряднее, но времени уже не оставалось.

Просторный зал таверны всегда поражал приезжих, они начинали тыкать пальцами в потолок. Элизия и Эмма с мужем Айо расписали балки геометрическими орнаментами, изображениями фруктов и зажаренной дичи. Эти картины помогали гостям определиться с заказом и придавали столовой вид дворцового зала. Гальдерик предлагал расписать еще и широкий простенок рядом с камином, но Элизия не соглашалась. Им приходилось часто белить стены, избавляясь от жира: хозяйка не желала, чтобы ее «Миракль» вонял так же, как таверны Регомира.

Когда в зал вошла Берта Орлеанская, в сердце Элизии впилась холодная игла, сразу захотелось убежать и спрятаться на кухне. Элизия не ожидала, что жена Изембарда окажется такой юной и пригожей. Этот момент она сама описывала своему возлюбленному в их единственную ночь на сеновале. Тысячу раз Элизия воображала их новую встречу, вот только не знала, что она принесет столько боли.

У Берты были большие зеленые глаза, теплый и нежный взгляд, белая и шелковистая кожа. Из-под платка выбивались густые черные пряди, а под дорожным плащом виднелась простая туника зеленого сукна, которая подчеркивала стройность ее талии. Элизия обратила особое внимание на руки благородной дамы – тонкие, приученные к вышиванию, и перевела взгляд на свои – шершавые и узловатые после многих лет тяжелого труда. «Изембарду наверняка больше по нраву прикосновения таких вот пальчиков», – с горечью подумала Элизия и рассердилась сама на себя, неспособную побороть ревность и зависть. Она могла удержать рыцаря рядом с собой, но вместо этого побуждала прославить род Тенесов… А теперь боль сделалась нестерпимой.

Изобразив улыбку, Элизия пошла приветствовать молодую даму. И в эту минуту в гостиницу вошел Изембард. И тогда весь мир перестал существовать. «Пять лет ничего не изменили», – с ужасом подумала она. Сердце женщины бешено колотилось, а вокруг была только пустота.

– Добро пожаловать в таверну «Миракль».

– Боже мой! Да это лучший постоялый двор из всех, что я видела! – восторгалась Берта. – Мой муж говорит, что он твой, Элизия из Каркассона, что ты удивительная, сильная женщина.

– Элизия, как я рад снова тебя увидеть, – смущенно пробормотал Изембард. Он понимал, что ситуация сложилась просто ужасная, но «Миракль» был единственным местом, пригодным для размещения дамы из благородного дома.

Элизия проникла в его взгляд и обнаружила то, что желала найти. Изембард по-прежнему ее любит – так сильно, что над этой страстью они не властны. И это было больнее всего.

– Изембард из Тенеса, – тихо произнесла Элизия и отвела глаза, чтобы не смотреть на него слишком долго. – Я рада видеть вас в Барселоне. Вы прекрасно выглядите. Говорят, вы теперь капитан в лучшем королевском отряде.

– Он называется scara! – подтвердила Берта. На своего мужа она смотрела с обожанием. И все-таки она тоже ощутила витающее в воздухе напряжение, и восторженность ее поутихла. – Но все его речи – только об этой земле. То, что я успела увидеть, мне нравится, и в первую очередь это свет. Пока светло, здесь много веселее, чем в Орлеане.

– Я слышала, вы прибыли в качестве missus dominicus. – Элизия старалась, чтобы голос ее не дрожал. – Вы один, сам по себе?

– Да, со мной только несколько сервов для услужения Берте. Я должен изучить положение на границе. А жена и слуги разместятся у тебя, если ты не против…

Элизия мечтала выставить Берту вон. Ей было невыносимо представлять, как супруги будут любить друг друга в соседней спальне, отделенные от нее одной лишь стенкой. Ресницы ее задрожали, она склонила голову. Ну нет, она не из слабых!

– Вы нигде не встретите более радушного приема, мой господин.

– А где твой муж, Элизия? – спросила Берта, чувствовавшая себя неловко. Ей хотелось побольше узнать об этой смазливой хозяйке, не сводившей глаз с ее мужа.

– Он вчера отправился покупать барашков. Самых аппетитных у нас выращивают в горах.

– Надеюсь, я и с ним смогу познакомиться и поблагодарить.

В этот момент в зал вошел Гомбау – уже десятилетний, а за ним и мальчик помладше, с совсем светлыми волосами.

– И кто же эти прекрасные создания?

– Госпожа, это мои сыновья, Гомбау и Ламбер.

Изембард растерянно смотрел на Элизию. Ни в одном из своих посланий она не упоминала о маленьком Ламбере. На вид мальчику было около пяти лет – примерно столько времени сам он прожил за пределами Марки. Подняв голову, Изембард увидел устремленный на него взгляд Элизии, и по его телу прошла дрожь. Берта внимательно наблюдала за обоими, и в душе ее что-то оборвалось.

Гомбау кривлялся так, чтобы взрослые смотрели только на него, а малыш из-за этого расплакался. Берта подошла к Ламберу и гладила по курчавым волосам, пока мальчик не успокоился. Женщина вглядывалась в его черты, и у нее исчезли последние сомнения.

– Гляди веселей, Ламбер, – шепнула она. – Ты такой же красивый и храбрый, как и твой отец.

Изембард с Элизией едва могли дышать. Берту с детства учили вести себя сдержанно, и теперь она смотрела на мальчика с печальной улыбкой, примиряясь с неизбежностью. У Отбера Орлеанского тоже подрастали несколько бастардов, так вообще было заведено. Ламбер родился раньше, чем девушка даже познакомилась со своим будущим супругом. Элизию накрыло волной чужой печали: Берта, как и она сама, принимала свою судьбу.