Майский сон о счастье - Эдуард Русаков

– И какой же это путь?

– А ты не понял? А еще инженер человеческих душ… – Майор придвинул к нему пылающее лицо и быстро забормотал горячим шепотом: – Зэчки, зэчки спасут Россию! Как в советские времена – ГУЛАГ строил социализм, так и теперь – ГУЛАГ спасет Россию от вымирания! Ты меня понял, пис-сатель?! Пока их, бабенок, еще у нас в зонах маловато… но будет больше! Ужесточим уголовный кодекс, удлиним срока. Миллионы молодых баб наденут робы! Каждая будет рожать ежегодно по ребенку, выкармливать до полугода, а потом – в детский дом, на попечение государства. И – по новой рожать! Как выращивают норку для шуб, осетров для икры – так и людей будем выращивать. А что делать? Уже выращиваем! Уже! Ты же сам видел, писатель! Ученые люди подсчитали, что в результате подобной методики уже через тридцать лет в России будет проживать двести миллионов человек! Вот так-то! Только не спрашивай меня, кто будет исполнять роль осеменителей… – И майор опять подмигнул. – На это лихое дело желающие всегда найдутся.

Ветров вспомнил рыжеволосых младенцев – и опустил глаза.

– А может, проще – в пробирках? – тихо спросил он.

– Пока это нереально, – вздохнул майор без тени улыбки. – Дело скорого будущего. Но работа ведется, будь спок. Тут ведь главное – темпы! Мы не можем ждать милостей от природы или от прихотей вольных бабенок! Наше будущее – в наших руках!

Ветров невольно посмотрел на свои дрожащие морщинистые руки с синими жилами – и подумал, что в его руках уж точно нет никакого будущего. Ему стало грустно и захотелось выпить. Водка кончилась. Он потянулся к бутылке коньяка, налил себе и майору.

– За будущее, – сказал Ветров без энтузиазма.

– Однозначно, – поддержал его майор. – Кха!

Они выпили, закусили. Особенно хороши были рыжики.

– А что, если женщины – не захотят? – задумчиво спросил Ветров. – Не будут же их насиловать? Это негуманно… и я – против…

– Да ты что, писатель! Еще как захотят! Никакого насилия! Более того – у них будет возможность выбирать партнера. Хочешь – с таким же зэком, хочешь – с охранником, хочешь – с офицером, – и он в который уж раз подмигнул Ветрову. – Сами просятся, поверь мне! И ведь ничего удивительного. Всё лучше, чем годами одной-то на зоне париться или по ночам на нарах лесбийской любовью тешиться… Разве не так?

– Н-не знаю, – пробормотал совсем очумевший от этого разговора и от алкоголя Ветров. Он и впрямь ничего не знал об этой стороне жизни. То ли дело – тайга, медведи, рыбалка, встречи с охотниками. А тут – полный мрак… Джунгли!

– А если на Западе вдруг узнают? – после паузы спросил Ветров.

– Откуда они узнают? Ты же им не расскажешь? – И майор быстро глянул на него почти трезвым глазом. – Ну, давай по последней – и по домам!

На следующий день, сладко выспавшись и вкусно опохмелившись пивом после вчерашнего, Ветров вышел прогуляться и встретил в центре города давнего приятеля, журналиста Жучкова. Тот был помоложе его и пошустрее, работал сразу в двух газетах и еще кое-где. Когда Ветров стал рассказывать ему о вчерашнем разговоре с пьяным майором, Жучков вдруг насторожился, заинтересовался – и тут же предложил зайти к нему, в контору, которая располагалась поблизости, на углу улиц Маркса и Дзержинского.

– А зачем? – спросил Ветров.

– Да мне надо срочно факс отправить, – соврал Жучков. – Я это мигом, а ты пока кофейку попьешь… Хочешь кофейку?

– Не откажусь, – поддался слабовольный Ветров, хотя ему не очень хотелось заходить в контору, где, оказывается, служил журналист Жучков.

– Я тут пресс-секретарем, – сказал тот, словно отвечая на непроизнесенный вопрос Ветрова. – Контора, конечно, одиозная, но – любопытного приходится узнавать немало… – И он подмигнул почти так же, как вчерашний майор. – Этот человек со мной! – крикнул он офицеру на вахте.

Когда пришли в его кабинет, Жучков забыл про факс и кофе – и сразу стал расспрашивать Ветрова про его беседу с рыжим майором. Слушал молча, кивал, иногда задавал наводящие вопросы. Вроде, ничего не записывал.

Потом он позвонил куда-то по телефону, попросил позвать полковника Зверева. Молча выслушал собеседника.

Потом положил трубку и грустно посмотрел на Ветрова.

– Что-нибудь случилось? – напрягся Ветров.

– Да, кое-что. Тот майор, о котором ты мне только что рассказывал, умер сегодня утром, – сказал Жучков. – Отравился грибами. Вот невезуха.

– Не может быть! – воскликнул Ветров. – Я же с ним вместе ел эти грибы! Очень вкусные рыжики! Я их тоже ел – и со мной же ничего не случилось…

– Пока не случилось, – грустно сказал Жучков, глядя на Ветрова с искренним состраданием. – При грибной интоксикации может быть разный инкубационный период. Так что, будем надеяться…

Мой батя – полковник милиции. И я тоже, наверное, стану ментом, когда вырасту. Буду крышевать братков, брать с них дань, а тех, кто станет артачиться, буду мочить нещадно. Иначе нельзя. Жизнь такая. Если не ты, то тебя. Выбирать не приходится.

Сегодня воскресенье, но батя встал злой, опухший, на мать кричит, меня материт ни за что. И какая муха его укусила? Ты, говорит, Артемка, щенок, тунеядец, паразит, сидишь тут на моей шее. – Да какой же я тунеядец – мне всего двенадцать, успею еще наработаться. А батя кричит: пошлю тебя в летний лагерь, пусть там тебя дисциплине научат! – В лагерь я не хочу, не хочу. – А тебя и не спрашивают – хочешь ты или нет. – Я сбегу из лагеря! – А я тебя выпорю как сидорову козу! Тут по телику стали последние новости передавать – и батя отвлекся от меня, прислушался. А там говорят, что вчера убили какого-то прокурора, убийцы задержаны, но заказчик пока неизвестен, и что в этом деле явно замешаны высокие милицейские чины, мол, по их заказу прокурора и хлопнули. А еще сказали, что тому, кто даст информацию о заказчике, будет выплачено приличное вознаграждение (миллион рублей!), и его имя будет сохранено в тайне. И на экране появилось несколько телефонных номеров, а у меня память на цифры хорошая. Батя насупился, выключил телик, налил себе стопку водки и выпил, хотя по утрам он редко пьет, даже в воскресенье. Мама заохала – что творится, убивают на каждом шагу, никакого порядка. Но батя ее перебил – помолчи, говорит, куриная твоя башка, нечего тут болтать. А мама – да разве я говорю неправду? А батя – кому нужна твоя правда, ты лучше помалкивай и рот держи на замке. Нет гарантии, что у меня в доме нет жучков. – Каких жучков? – не поняла мама. – Ну ты совсем с луны свалилась! – закричал батя. – Да в наши дни вообще лучше рот не разевать. Куда ни зайди – всюду видеокамеры, за каждым шагом следят, и жучки подслушивающие повсюду натыканы, во всех конторах – уж точно, но не удивлюсь, если узнаю, что и в домах тоже. Всё под контролем, а ты тут со своей бабьей критикой… – А я слышал, – говорю, – что в каждого из нас еще при рождении вживляют такие чипсы, нет – чипы, с помощью которых можно отслеживать каждый шаг человека… – А ну – заткнись! – заорал батя, замахиваясь на меня здоровенным кулаком. – Трепло. Развели тут домашний парламент… Завтра же отвезу тебя в лагерь «Орленок», там из тебя быстро дурь-то твою выбьют! – А что я такого сказал? – кричу. – Что я такого сказал?