Камера - Джон Гришэм

Улегшись на кушетке, Адам положил рядомтелефонную трубку и вставил в видеомагнитофон взятую напрокат кассету. Вестейот тетки так и не было. В десять вечера он сделал два звонка на Западноепобережье. Первый разговор состоялся с матерью. Несмотря на звучавшую в ееголосе усталость, Эвелин сказала, что рада его слышать. О Сэме она непроизнесла ни слова, и эту болезненную тему Адам затрагивать не стал. Сообщилматери, что очень много работает и рассчитывает через пару недель вернуться вЧикаго.

– Я постоянно думаю о тебе, мой мальчик. Протебя дважды писала наша газета.

– Господь с ними, с газетами. У Ли все впорядке, не волнуйся.

Второй звонок предназначался младшей сестре,Кармен, которая училась в Беркли. Трубку установленного в ее квартире телефонаснял мужчина, по-видимому, Кевин, если только Адам правильно запомнил имя. СКевином сестра дружила уже несколько лет. Через минуту ее звонкий голосокпрощебетал:

– Как дела?

Кармен живо интересовали происходившие вдалеком Миссисипи события. Как и мать, она внимательно следила за прессой.

– Ведь там Ку-клукс-клан и расисты. Тебе ничтоне угрожает?

– Я нахожусь в полной безопасности. Люди здесьна редкость спокойны и покладисты. Остановился у тети Ли, и мы оба получаемистинное удовольствие от общения.

Удивлял совершенно неожиданный интерес сестрык Сэму: она хотела знать, как он выглядит, как себя чувствует, не тяготится лиразговорами об Эдди.

– Может, мне стоит прилететь, повидаться сдедом? Эта мысль Адаму в голову не приходила.

– Во всяком случае, не завтра. Дай мнепосоветоваться с Сэмом.

Закончив разговор, он почти мгновенно уснул,не успев даже выключить телевизор. В половине четвертого утра его разбудилагромкая трель телефонного звонка. Незнакомый мужчина четко представился:

– Фелпс Бут. Вы – Адам?

Адам свесил с кушетки ноги, потер глаза.

– Да.

– Вы вчера видели Ли? – В вопросе не слышалосьни раздражения, ни тревоги.

Он бросил взгляд на часы.

– Нет. Что-нибудь случилось?

– У нее неприятности. Около часа назад мнепозвонили из полиции. Вчера, примерно в половине девятого, ее вытащили пьянойиз машины и отвезли в управление.

– Черт возьми!

– Это уже не в первый раз. Ли категорическиотказалась пройти тест на наличие алкоголя в крови и была помещена в камеру.Чиновнику, заполнявшему протокол, она назвала мое имя, поэтому копы ипозвонили. Я поехал в участок, но Ли уже умудрилась внести залог и получиласвободу. Я подумал, может, она хотя бы вас поставила в известность о своихпланах?

– Нет. Проснувшись вчера утром, я увидел, чтоЛи нет дома. К кому еще она могла обратиться?

– Понятия не имею. Не очень-то мне хочетсябудить в такой час ее друзей. Думаю, лучше подождать.

Слова Фелпса вызвали у Адама ощущениенеловкости. Как бы то ни было, эти двое уже тридцать лет считаются мужем иженой. Подобные ситуации давно стали для них привычными. Откуда ему, человекупостороннему, знать, что в данную минуту следует делать?

– Но “ягуар” остался на штрафной стоянке, нетак ли?

– Естественно. Ее кто-то увез, и теперьвозникла еще одна проблема, с машиной. Штрафная стоянка расположена вплотную кполицейскому управлению, “ягуар” туда доставили буксиром, за него я ужерасплатился.

– Запасной ключ у вас есть?

– Да. Поможете?

Внезапно вспомнился помещенный в газетеснимок: счастливые Фелпс и Ли радостно улыбаются фотографу. Всю вину запроисшедшее семейство Бут, несомненно, возложит на него, Адама. Останься он вЧикаго, жизнь здесь текла бы совершенно спокойно.

– Конечно. Скажите только, где…

– Стойте у будки охраны. Я подъеду черездесять минут.

Кое-как умывшись, Адам обул кроссовки и вышелиз особняка. Следующую четверть часа ему пришлось слушать пространные инесвязные рассуждения Уиллиса, охранника, о местных нравах. Наконец к воротамподполз длинный представительский “мерседес”. Опустившись на переднее сиденье,Адам, как требовали приличия, обменялся с Фелпсом рукопожатием. Одет мистер Бутбыл как для утренней пробежки, в белоснежные шорты и такую же футболку, наголове – бейсбольная шапочка. Лимузин медленно двигался вдоль пустынной улицы.

– Ли, наверное, вам обо мне рассказывала, –безразлично заметил Фелпс.

– Самыми общими словами, – осторожно ответилАдам.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь спрашивать,что именно.

Вот и хорошо, подумал Адам.

– В самом деле, лучше поговорить о бейсболе.Вы, как я вижу, болельщик?

– “Чикаго кабз”[18], всю жизнь. Вы?

– То же самое. В Чикаго я, правда, первый год,но уже успел посетить “Ригли”[19]. Живу неподалеку.

– Вот как? Я бываю там три-четыре раза в год.Мой приятель откупил себе в “Ригли” целую ложу. Кто ваш любимый игрок?

– Сандберг. У вас тоже есть фавориты?

– Предпочитаю старую гвардию, Эрни Бэнкса иРона Сан-то. В былые времена игроки держались своего коллектива, и ты всегдазнал, кого увидишь на поле через год. Сейчас преданность вышла из моды. Привсей любви к бейсболу вынужден признать: теперь все решают деньги.

В душе Адам изумился: Фелпс Бут сетует навсесилие денег!

– Может, вы и правы. Владельцы клубов уже,наверное, сотню лет упрекают своих игроков в жадности. Но что плохого, еслиспортсмен хочет заработать максимальную сумму?

– Кто из них, интересно, стоит пяти миллионовв год?

– Никто. Однако рок-звезды получают попятьдесят. Почему грамотный нападающий не может выбить себе пару-тройкумиллионов? Ведь это та же самая индустрия развлечений. В конечном счете игруделают члены команды, а не их хозяева. Я иду на стадион, чтобы посмотреть матч,а вовсе не потому, что им владеет “Трибюн”[20].