Мировая история - Одд Уэстад

Каждый монах брал на себя обязательства нести свой вклад послушания в рамках заведенного навсегда порядка участия в церковной службе, вознесения индивидуальной молитвы и общественно полезного труда. Из заготовки индивидуализма традиционного монашества удалось выковать новый человеческий инструмент; ему предстояло служить одним из главных видов оружия в арсенале церкви.

Святой Бенедикт не заносился слишком высоко, и в этом скрывается одна из тайн его успеха; следование уставу святого Бенедикта было вполне под силу весьма среднего человека, любящего Бога, а от его монахов не требовалось истязания собственного тела или духа. Правильная оценка потребностей монахов получила подтверждение через стремительное распространение устава Бенедикта. Очень скоро бенедиктинские монастыри появились повсюду на территории Запада. Они превратились в ключевую кузницу миссионеров и источник учения для новообращенных языческой Англии и Германии. На Западе только служители кельтской церкви цеплялись за прежнюю, отшельническую модель монашеской жизни.

Еще одной новой мощной опорой церкви стало папство. Особое место среди епархий христианского мира Риму даровалось престижем престола святого Петра и легендарным заступничеством «трофеев» этого апостола. Престол святого Петра в Риме считается единственным престолом на Западе, который якобы основал один из апостолов. Но в принципе к нему мало что еще можно отнести; Западная церковь стала младшим ответвлением, и ближайшие связи с апостольским периодом истории можно проследить как раз в церквях Азии. Что-то еще требовалось папству для начала его возвышения к выдающемуся превосходству, считавшемуся само собой разумеющимся в средневековом мире.

Начнем с уже существовавшего тогда города. Рим на протяжении многих веков считался столицей мира, и практически для всего цивилизованного человечества именно так и было. Его епископы выступали в качестве деловых соратников сената и императора, и после отъезда имперского двора из Рима их высокое положение стало еще более очевидным. С переездом в Италию чужестранных государственных служащих из Восточной империи, которых итальянцы недолюбливали точно так же, как и варваров, те по-новому взглянули на папство как сосредоточие итальянских привязанностей. К тому же папский престол располагал состоянием, соразмерным с потенциалом аппарата правительства. Ему принадлежали мощные административные навыки, каких не находилось где бы то ни было за пределами самой имперской администрации. Такое отличие всегда особо явственно проявлялось во времена больших бед, когда варварам недоставало управленческих навыков. Послужному списку папского престола Рима мог позавидовать кто угодно; папские апологеты эксплуатировали его еще в V столетии. Умеренная папская позиция и заверения в том, что никакие новые отклонения невозможны, зато прежние положения тщательно охраняются, уже тогда присутствовали и выглядели совершенно искренними; папы не считали себя покорителями новой идеологической и юридической территории, но назывались деятелями, отчаянно старающимися удержать ту маленькую точку опоры, которую церковь уже обрела.

Так складывались внешние условия для появления институции папства как великой исторической силы. В V веке Лев Великий был первым папой римским, при котором такого рода новая власть епископа Рима стала очевидной всем. Император объявил папские решения имеющими силу закона, и Лев энергично навязал пастве догмат о том, что папы теперь выступают от имени святого Петра. Он присвоил себе титул великого понтифика (pontifex maximus), отвергнутый императорами. Считалось, что своим вмешательством, когда Лев Великий нанес визит Аттиле, он предотвратил нападение гуннов на Италию; епископы на Западе до того момента отрицали притязания Рима на первенство и проявили склонность к согласию с ними в мире, перевернутом варварами с ног на голову. Однако при этом Рим входил в государственную церковь империи, вероисповедание которой Юстиниан видел первостепенной заботой императора.

Папа, в котором наиболее полно раскрывалось будущее средневекового папства, к тому же числился первым папой, считавшимся монахом. В Григории Великом, правившем с 590 по 604 год, таким образом сошлись два великих нормативных нововведения ранней церкви. Его считают государственным деятелем, обладавшим великим предвидением. Римский аристократ, преданный империи и почтительный к императору, он стал тем не менее первым папой, безоговорочно принявшим варварскую Европу, которой правил; его понтификат наконец-то обозначил полный разрыв с классическим миром. Он считал своим долгом успешное проведение первой масштабной миссионерской кампании, одной из целей которой была языческая Англия, куда он в 596 году делегировал Августина Кентерберийского. Он боролся с арианской ересью и радовался обращению вестготов в католическую веру. Он точно так же заботился о судьбе германских королей, как об императоре, от имени которого, по его же утверждению, он действовал, но вместе с тем он выступал бесстрашным противником лангобардов; на борьбу с ними он мобилизовал императора, но главное, еще и франков. А лангобарды тоже (по необходимости) наделили своего папу политической властью. Они не только отстранили его от представления интересов императора в Равенне, но ему пришлось вести с ними переговоры, когда лангобарды стояли под стенами Рима. Наравне с остальными епископами Запада, унаследовавшими гражданскую власть, ему приходилось кормить население своего города и править им. Постепенно итальянцы начинали видеть в папе преемника власти в Риме, а также наследника святого Петра.

В образе Григория Великого соединились классическое римское наследие и настоящий христианин; он представлял собой нечто новое, хотя сам едва ли мог его разглядеть. Христианство относилось к классическому наследию империи, при этом во многом оно становилось иным и явно отличалось от него. Важно отметить тот факт, что Григорий не владел греческим языком; даже не видел в нем необходимости для себя. Уже просматривались признаки преобразований в отношениях церкви с варварами. При Григории внимание церкви наконец-то среди прочего сосредоточилось на Европе, а не только на Средиземноморском бассейне. Там уже удалось посеять семена будущего, пусть даже не ближайшего; для большинства населения мира существование Европы в течение следующей тысячи лет или около того значения не имело.

Но Европа, наконец-то зримая, невообразимо отличалась от того, во что ей предстояло превратиться, и ее территория ограничивалась западом континента.

Она к тому же решительно отличалась от того, чем была в прошлом. Упорядоченная, грамотная, неторопливая жизнь римских провинций уступила место раздробленному обществу с вкрапленной в него воинской аристократией и ее соплеменникам, иногда интегрированным в массу более ранних обитателей, иногда нет. Их вожди назвались королями, и они конечно же больше не считались просто вожаками племен, тем более после почти двух веков существования в условиях, оставленных им римлянами. Королей уже нельзя было назвать варварами точно так же, как их подданных. Как раз в 550 году варварский король – гот – впервые распорядился изобразить на монетах себя в обрамлении знаков императорской власти. Через оттиск изображения, в их представлении служащий реликвией высшей культуры, через действенность концепции самого Рима и посредством сознательной и интуитивной деятельности, прежде всего церкви, эти народы вступили на собственный путь к цивилизации, и их искусство останется доказательством этого.