Мировая история - Одд Уэстад

Других варваров Меровинги в Галлию не пускали, зато отобрали у остготов земли к северу от Альп, где их величайшим королем считался Теодорих. Его право на власть в Италии, откуда он выбил остальных германцев, было признано римским императором в 497 году. Он относился к безусловным приверженцам власти Рима; крестным отцом Теодориха числился сам император, и до 18 лет его воспитывали в Константинополе. «Наша верховная власть представляется повторением вашей монархии, всего лишь подобием вашей единственной в мире империи», – написал он однажды императору в Константинополь из своей столицы в Равенне. На его монетах появилась надпись «Рим Непобедимый» (Roma Invicta), а когда Теодорих поехал в Рим, он в цирке провел игры в старом стиле. Но с точки зрения права он числился единственным остготом, наделенным статусом римского гражданина; его личная власть признавалась сенатом, но его соотечественники считались обычными наемными солдатами Римской империи. На гражданские должности он назначал римлян. Один из них считался его другом и советником. Его звали Боэций, философ, которому суждено было стать ведущим мыслителем своего времени, через которого наследие классического мира передалось ученым средневековой Европы.

Теодорих представляется разумным правителем, поддерживавшим добрые отношения с остальными варварскими народами (он женился на сестре Хлодвига), и пользовался среди них авторитетом первого среди равных. Однако он не разделял арианского вероисповедания своего народа, а духовное отчуждение в конечном счете сыграло против остготской власти. В отличие от франков и вопреки примеру своего правителя они не могли считаться преемниками римского прошлого. Поэтому после кончины Теодориха полководцы Восточной империи выгнали всех остготов из Италии и ее истории. Те покинули Италию в руинах, и на ее территорию в скором времени вторглись новые чужаки – племена лангобардов.

На западе Хлодвиг оставил вестготам фактически одну только Испанию, с территории которой они вытеснили местных вандалов. Там уже успели обосноваться другие германские народы. Ее ландшафт доставлял несколько иные трудности – одинаковые для всех последующих захватчиков и правителей, и властители королевства вестготов не смогли сопротивляться дальнейшей поступательной романизации, которая стала гораздо агрессивнее, чем при его основателях в Галлии, где они намного менее слились с существовавшим обществом, чем это сделали франки. Вестготы, а их насчитывалось намного меньше – около 100 тысяч человек, сплотились вокруг своих вождей, которые повели их из Старой Кастилии в другие провинции; их споры достигали такого накала, что на протяжении более полутора веков здесь на юге не удавалось восстановить власть императора. В конце концов короли вестготов обратились в католическую веру и через церковь мобилизовали авторитет испанских епископов. В 587 году закладывается долгая традиция католической монархии Испании.

Что все это нам дает, трудно сказать. Любые обобщения до добра не доводят. Практически все можно объяснить простым ходом времени; вестготы подверглись эволюции на протяжении трех веков от основания королевства Тулузы до конца их господства в Испании. Многое трансформировалось за такое долгое время. Притом что хозяйственная жизнь и технические приемы изменились, возможно, только в худшую сторону, формы мышления и нормотворчества подвергались радикальным, пусть даже медленным, преобразованиям во всех варварских королевствах. Считать их варварскими в скором времени стало не совсем справедливо (исключением, возможно, стоит назвать лангобардов). Германские соплеменники составляли меньшинство населения, зачастую они жили обособленно в окружении других народов, существовали в соответствии с издревле установившимся порядком и принуждались к своего рода согласию с завоеванным населением. Волны их вторжений на чужие земли могли с близкого расстояния выглядеть как паводок, но, когда он проходил, от него оставались только крошечные, изолированные, образно говоря, лужи в виде общин захватчиков, тут и там заменявших римских хозяев, но часто обитавших рядом и вместе с ними.

Браки между римлянами и варварами оставались вне закона до VI века, но никто их по большому счету не отслеживал. В Галлии франки позаимствовали латынь коренного населения, разбавив словами из франкского диалекта. К VII веку в западном европейском обществе уже сложилась совсем другая атмосфера, чем существовала в бурном V столетии.

Как бы там ни было, но варварское прошлое оставило отпечаток на истории Европы. Общества практически во всех варварских королевствах на протяжении долгого времени формировались на основе необратимых германских обычаев. Ими предусматривалась иерархия, получившая отражение в характерном для германцев механизме обеспечения общественного порядка, а также кровной мести. Всем мужчинам, равно как женщинам, скоту и имуществу любого предназначения, назначалась своя цена в буквальном смысле этого слова; в случае причинения кому-то вреда, если возмещения не обещалось, все в конечном счете улаживалось с учетом интересов всего рода или одной семьи. Короли все шире вели записи для памяти и тем самым в некотором смысле «издавали» разъяснения о том, что означали такие обычаи. Грамота тогда представлялась явлением настолько редким, что просто бессмысленным было возводить произведения наглядной агитации типа Вавилонской колонны или белых стендов для вывешивания на всеобщее обозрение декретов, как это делалось в греческих городах-государствах. Предусматриваться могли разве что памятки, составлявшиеся писцом на пергаменте для справки на будущее. Тем не менее в этом германском мире зародились основы юриспруденции, в один прекрасный день перенесшиеся через океаны к новым носителям культуры европейского замеса. Первой нормой права, с помощью которой к этому открылся путь, служило утверждение функции монарха или коллективного совета на объявление того, что следует регистрировать в письменном виде. Вельможи всех германских королевств тут же взялись за написание и кодификацию их законов.

В основе ранних форм публичного судопроизводства лежали не религиозные или надприродные принципы, и обычно применялись судебные процедуры, поэтому вполне естественно в таком случае, что, например, к суду вестготов Тулузы привлекались специалисты, владеющие навыками применения римского права. Но в этом проявлялась всего лишь одна форма признания, которую аристократия практически всех варварских государств применяла к римской традиции и формулировкам. Теодорих считал себя наместником римского императора; ему не составило труда определить свою собственную роль, зато перед ним стояла сложная задача не допустить раздражения его последователей, которые могли возмутиться любой чрезмерной романизацией. Предположительно сходные соображения изводили Хлодвига перед его обращением в новую веру, которое послужило актом его отождествления с империей, а также с церковью. На уровне чуть более низком, чем крупные исторические фигуры, дворяне и франков, и вестготов явно с большим удовольствием демонстрировали себя наследниками Рима через письма друг другу на латинском языке и покровительство развлекательной литературы. К тому же с римлянами складывались связи по интересам; ратников вестготов иногда привлекали к подавлению восстаний крестьян, представлявших опасность для романо-галльских землевладельцев, а также самих захватчиков. Однако, поскольку на их пути все еще стояло арианство, сохранялись пределы возможного отождествления варваров с романитас. Церковь, в конце концов, оставалась последним пережитком империи к западу от Константинополя.