Охота полуночника - Ричард Зимлер

Я чувствовал себя настолько униженным, что ограничился коротким натянутым поклоном.

Это был четверг, двадцать восьмое августа, и с каждым новым днем в Америке я все отчетливее понимал, что не был рожден охотником.

Мы предоставлены сами себе

Мистер Роллинс сказал Ткачу, что знает человека, который может раздобыть нам мушкеты и пистолеты. Я буду называть его мистер Тревор, потому что он по сей день живет в Чарльстоне. Прошло еще шесть недель, прежде чем мне разрешили снова поехать в город за покупками, и я решила попробовать с ним связаться. На этот раз мастер Эдвард отказался отпустить со мной Ткача, но я неплохо умела управляться с лошадьми и поехала одна. Жена мистера Тревора радушно пригласила меня в маленький домик и усадила в кабинете, забитом огромным количеством книг. Она сказала, что ее муж появится с минуты на минуту.

Честно говоря, мистер Тревор всегда пугал меня. Он был высоким, с очень светлой кожей, а в глазах его всегда горело понимание, словно он видел все твои мысли насквозь. Его профессия, о которой я рассказывать не собираюсь, требовала больших знаний.

В тот первый день я рассказала ему про свои сновидения о городе, в котором всегда шел снег. Я рассказала ему, что папе перерезали ахилловы сухожилия. Я рассказала ему, что Марибелл вскрыли, когда она не успела остыть.

— Почему ты решила, что такая хрупкая и необразованная девочка, как ты, может победить в подобном мятеже? — весьма скептически спросил он. — Потому что — не пытайся обмануть себя, девочка — мы сейчас говорим о невольничьем бунте, даже если речь идет всего лишь о нескольких рабах.

Уж и не знаю, откуда у меня взялась решимость сказать то, что я сказала:

— Это вам не следует обманываться, мистер Тревор, потому что я-то все равно так или иначе выберусь из Ривер-Бенда. И заберу с собой друзей. Я могу поклясться в этом на маминой могиле. Вы можете помочь, если захотите. Но я все равно выберусь!

Не думаю, что я произвела на него хоть какое-нибудь впечатление, потому что он посмотрел на меня насмешливыми глазами.

— Маленькие мотыльки обычно летят прямо на пламя свечи, — сказал он. — Им кажется, что они попадут в вечный свет, а на самом деле просто сгорают дотла.

Если бы на следующую встречу с мистером Тревором не пришел Ткач, я уверена, мы бы вообще не получили никакой помощи. Но добиться разрешения на его поездку в Чарльстон оказалось очень сложно, и для этого потребовалось убедить миссис Энн, что в городском доме ей необходим курятник.

Чтобы сломить ее сопротивление, мне пришлось ныть и ворчать целых три месяца, так что только в июне 1822 года я смогла взять Ткача в город для строительства курятника, и мы смогли тайком встретиться с мистером Тревором. На этот раз он не разрешил нам входить в его кабинет, и мы сидели в гостиной и рассматривали картины на стенах — все до единой портреты негров-героев. На одной был изображен чернокожий человек, распятый на кресте на вершине безлюдного холма. Миссис Тревор сказала мне, что это Христос.

— Разве Иисус был негром? — спросила я. — Я думала, что он еврей.

— По духу он был одним из нас, — отозвалась она, и сначала я чуть не рассмеялась, но позже, когда стала об этом думать, у меня началось покалывание в кончиках пальцев на руках и ногах, как будто это сказал мой папа.

Я смотрела на эту картину и понимала, что, если сюда явятся отряды белых вояк, они сожгут и картину, и все вокруг, невзирая ни на чей дух. Уж они-то не позволят, чтобы в Чарльстоне распяли чернокожего Иисуса. Нет, сэр.

Должно быть, мистера Тревора убедило что-то, сказанное Ткачом, потому что он вдруг заявил, что мы можем забрать кое-какое оружие и боеприпасы, которые сложили на хранение у Денмарка Визи и его друзей еще до того, как тех арестовали и повесили за подготовку к восстанию.

Мы с Ткачом пока не представляли себе, как сможем провезти все это в Ривер-Бенд, и тревога холодными пальцами сжимала наши сердца. Хуже того, нам и в голову не приходило, что за мушкеты и пистолеты придется платить, а мистер Тревор прямо сказал:

— Ружья не достаются бесплатно ни одному мужчине. — Потом засмеялся, подмигнул мне и добавил: — Или девочке.

Все лето, пользуясь тем, что мастеру Эдвард и вся его семья жили в городском доме в Кордесвилле, я воровала любое серебро, на которое могла наложить свои маленькие пальчики. Впрочем, осень и зиму тоже. Каждые пару месяцев я отправлялась с наворованным добром в город; безделушки и столовое серебро словно вопили в моих карманах и сумке. Так что первые месяцы 1823 года все, о чем я могла думать, было воровство, ружья и ожидание избавления.

Да уж, чтобы рябь, пошедшая по воде, достигла окраинных берегов моря рабства на рисовых плантациях Южной Каролины, требуется вечность… К маю, после целого года, как я марала руки воровством, мистер Тревор сообщил мне, что украденного серебра хватит, чтобы заплатить всего лишь за пять мушкетов, два пистолета и три сабли. Правда, он решил добавить за свои деньги еще один мушкет и саблю.

Я поняла, что этого едва ли хватит, чтобы забрать с собой двадцать рабов, которых я собиралась освободить. Мы намеревались дать всем в Ривер-Бенде возможность выбора — уйти или остаться — за неделю до побега. Ткач должен был научить мужчин пользоваться мушкетом или пистолетом. Мы рассчитывали бежать ночью в воскресенье, потому что только в этот вечер жена Ткача Марта и его детишки получали разрешение появиться в Ривер-Бенде, и произойти это должно было в июле, августе или начале сентября, в период повышенной заболеваемости, когда в округе почти не оставалось ни белых, ни патрулей.

Мы собирались отчалить с пристани Петри, редко используемого причала на Купер-ривер — им пользовались только жители Бельмонта. Бофорт оказался куда храбрее, чем я ожидала, и сам поговорил с капитаном Оттом. Англичанин не только согласился помочь мне, Ткачу и всем тем, кто пожелает воспользоваться его судном, но еще сказал, что отправит своих матросов на трех весельных лодках к пристани Петри за пару дней до нашего ухода. Мы сядем в лодки и переберемся на его судно в гавани. Он поднимет на своем «Ландмарке» не только Юнион Джек, но еще и небольшой синий флаг. Он заверил Бофорта, что зажжет большой фонарь и направит его луч на этот флаг свободы, и будет освещать его всю ночь, если понадобится.

Капитан Отт пообещал Бофорту, что вернется в Чарльстон в конце августа или же в начале сентября. Как только он войдет в док, Бофорт наймет экипаж и приедет в Ривер-Бенд. Он привяжет красную ленточку на ворота и сразу за забором оставит какое-нибудь редкое растение. Если его кто и заметит, я скажу, что это подарок для моего садика от знакомого в Чарльстоне. На самом деле это будет сигнал нам — в ближайшее воскресенье отправляться на пристань Петри.

Я настолько боялась, что что-нибудь пойдет не так, что время от времени вынуждена была бежать к реке и сидеть, опустив ноги в ледяную воду, чтобы у меня не лопнуло сердце.