Черноводье - Валентин Решетько

– Тять, я завтра поведу Рыжанку за повод, первую борозду проложить!

Лаврентий приостановился около открытой двери в парную:

– Нет, Васятка, еще с годик потерпи; подрастешь маленько – и поведешь. Пока мы с Настей управимся, а ты вместе с грачами червей для рыбалки собирай! Еще успеешь наработаться, сынок!..

…Наконец, наступало долгожданное утро. Кони, запряженные в плуг, стояли на краю поля. Взявшись за чапиги плуга, Лаврентий врезал его в податливую землю. Потом, повернувшись на восток, истово троекратно крестился, глядя на низко висевшее солнце. Настя и Васятка тоже крестились, глядя на отца.

Грачи, рассевшись по краю ближнего березового околка, поднимали неистовый гам, словно торопили пахаря:

– Чего тянешь, мужик?! Уже давно пора пахать!

– Пора, пора! – вполголоса проговорил Лаврентий, очнувшись от дум. Он уже осознанно потрепал лошадь по холке. – Ну че, брат, завтра пахать начнем. А? – Мерин поднял голову, перестав хрумкать свежую траву, и скосил выпуклый черный глаз на человека. Потом, тяжко вздохнув, словно соглашаясь с собеседником, старый мерин опустил голову, снова принимаясь за свежую зелень.

Когда Лаврентий пришел на стан, бригада уже отужинала. Одни бригадники разошлись по балаганам, другие, которые помоложе, еще сидели около костра. Стряпуха недовольно проворчала:

– Ну вот, где-то прошлялся, и затируха уже простыла!

– Давай холодную, – виновато проговорил Лаврентий. – Не ворчи, Мария! Я вот свою деревню вспомнил, поле свое, баню… ну и задержался маленько!

Мария подала бригадиру чашку с похлебкой, потом выпрямилась и задумчиво, с улыбкой проговорила:

– Правду говоришь, Лаврентий, перед пахотой вся деревня бани топила!

– Банька бы щас не помешала! – зевнул Иван Кужелев. – Пойду спать, можить, во сне приснится! – Иван поднялся с валежины, за ним потянулись остальные бригадники.

Лаврентий хлебал похлебку, прикусывая пучком колбы.

– Колба-то уже отходит. Ишь, жесткая какая!

– Отходит, – подтвердила Мария. – Она уже цвет набрала. – И глубокомысленно закончила: – Все проходит, Лаврентий!

Вот так и наша жисть пройдет здесь, в тайге. Никто и не вспомнит… Да и кому мы нужны, кулацкая сволочь!

– Ну, ну! – недовольно пробасил Лаврентий. – Ты баба молодая, тебе еще рожать надо, а ты заумирала. Не рано ли…

– Рожать?! – неожиданно фыркнула Мария. – Уж не от Сухова ли… Тому только подолом махни, враз прибежит!

– Пошто от Сухова; че, мужиков нет?!

Мария глянула на собеседника и тихо проговорила:

– Нащет мужиков, Лаврентий, не знаю, а кобели, можить, и найдутся. Имя че – не рожать, а сам знаешь… – грустно улыбнулась стряпуха.

– Все одно, Мария, – жисть не остановить, а хлебное поле и малые дети – это пуповина нашей жисти! – проговорил убежденно бригадир. Он оставил пустую чашку и, чувствуя неловкость за начатый разговор, торопливо закончил: – Разговор у нас пошел, кажись, не в ту сторону! Пошли спать, Мария! Завтра опять на работу!

– Иди ложись! Я приберусь маленько и тоже пойду отдыхать, а то весь день толкешься около костра на ногах!

Лежа в балагане, Лаврентий еще долго слышал, как Мария гремела посудой, перемывая чашки и ведра. Он так и уснул под негромкую возню кухарки около костра.

Лаврентий проснулся с восходом солнца. Лежа с открытыми глазами, он слушал скудное пение таежных птиц. Где-то далеко в глубине леса кричала сойка. Ее назойливый крик, надоедливый и скрипучий, неприятно резал уши.

«Наверняка провожает непрошеного гостя, забредшего в ее владения, – косолапого хозяина или лося!»– подумал Лаврентий. Где-то, также в отдалении, вдруг закуковала кукушка. Лаврентий улыбнулся и совсем как в детстве загадал: «Кукушка, кукушка, сколько лет нам тут жить?» А вещунья все куковала и куковала… Слушая птицу, Лаврентий все улыбался, и странно, что непрекращающееся кукование птицы успокаивало мужика, вносило какую-то не совсем осознанную определенность. Согнав улыбку с лица, он тихо пробормотал:

– Хоть и хреново, лишь бы с места больше не дергали…

Рядом с балаганом тихонько посвистывала синица.

– Да-а, тайга, мать ее за ногу! – пробормотал с сожалением Жамов. – Ни тебе жаворонков, ни драчливых воробьев! – Продолжая бубнить под нос, он на четвереньках выполз из балагана.

Только что поднявшееся над вершинами деревьев солнце ярко освещало тайгу. Вплотную подступившая тайга, прикрытая легким туманом, окружала сонный стан. С раскорчеванной деляны наносило горьковатым запахом дыма. Было торжественно и тихо. Невольно поддаваясь настроению, которое навеяло ему это раннее утро, он посмотрел на голубое небо, затянутое сизой дымкой, без единого облачка, и, довольный, пробурчал:

– Ишь ты, сама природа, кажись, радуется предстоящей пахоте! – Боясь потревожить лишним шумом стан, он осторожно подошел к волокуше, на которой так и лежал легкий однотонный плуг с бороной и лошадиная упряжь.

Лаврентий взял узду и пошел на ручей, где паслась лошадь. Закинув узду на плечо, он медленно шел по натоптанной тропинке. Вдруг из-под ног у него с шумом взлетела пара рябчиков. Лаврентий вздрогнул от треска крыльев и остановился, провожая взглядом разлетевшихся птиц. Растерянно улыбнувшись, он с легким раздражением проворчал:

– Вот шельмецы, испугали как!

Самец, взлетев, тут же уселся на нижние сучья соседней елки и, наклонив головку, рассматривал неожиданного гостя. От возбуждения хохолок на его головке то приподнимался, то опускался. Непуганые птицы невольно подняли настроение.

– Прости, паря, что потревожил! – добродушно проговорил мужик. – Понимаешь, за лошадью надо идти. Пахота у нас седни… – с шутливой серьезностью продолжал объяснять Лаврентий.

Вспорхнув, рябчик скрылся за ближайшими деревьями.

– Ишь ты, улетел, – все с той же улыбкой тихо говорил Лаврентий. – Тоже – дела какие-то! Ну лети, лети, и мне надо идти!

Выйдя к ручью, он поискал глазами лошадь. Мерин стоял недалеко от него, уткнувшись головой в тальниковый куст. Помахивая уздой, Лаврентий подошел к лошади. Потрепав ее по холке, он накинул узду на конскую голову и, склонившись, снял путы с передних ног. Расправив поводья, он уселся верхом на мерина. Дернув повод, он понужнул его, приговаривая:

– Поехали, паря! Погулял маленько, теперь работать надо!

Стан жил обычной жизнью. Около костра крутилась Мария, готовя завтрак. Бригадники – кто поправлял разбитую обувь, кто сушил портянки, а кто просто сидел у костра, ожидая завтрака.

Позавтракав, бригада стала собираться на работу. Лаврентий охомутал мерина и привязал к гужам веревочные постромки одноконного плуга. Растянувшись в жиденькую цепочку, бригадники двинулись на деляну. Позади всех, уже по набитой тропе, тащил плуг старый мерин. Лаврентий чертыхался, освобождая постоянно цеплявшийся лемех плуга за узловатые корни.