На повестке дня - Икар - Роберт Ладлэм

— Вооруженный эскорт, — кивнула Калейла. — Свонн прикрывал тебя начиная с минуты-один, и был прав. У него было ни времени, ни ресурсов, чтобы проследить за всем, что случилось с тобой минус-один. Эван, сбитый с толку, попросил:

— Будь добра, объясни, что все это значит?

— Минус-один — это все то, что произошло до того, как ты связался со Свонном. Богатый злой конгрессмен нанимает самолет во Флагстафф и производит много шума, потому что желает немедленно вылететь в Вашингтон. Ему отказывают. Тогда он летит в Феникс, где, несомненно, тоже требует, чтобы ему дали билет на первый же рейс до Вашингтона, и платит по кредитной карточке. А еще названивает своей секретарше с инстинктами уличной кошки и приказывает ей найти человека, которого сам не знает, но уверен, что такой должен работать в Госдепартаменте. Секретарша звонит самым разным людям — по-моему, ты употребил слово «безумие», — которых должно было заинтересовать, почему она им звонит. Потом предоставляет тебе суженный кворум — это значит, что она контактировала со многими своими знакомыми, которые могли дать ей нужную информацию и наверняка тоже заинтересовались причиной ее звонков. Далее, ты возникаешь в Госдепе, требуя встречи с Фрэнком Свонном. Я права? В том твоем состоянии ты ведь требовал встречи с ним?

— Да. Меня водили за нос, говорили, что его нет, но я знал, что он на месте, моя секретарша подтвердила это. Я проявил настойчивость, и наконец мне разрешили спуститься к нему в кабинет.

— А после того как вы со Свонном поговорили, он решил отправить тебя в Маскат.

— И что?

— Тот узкий маленький круг, о котором ты говорил, не был ни очень маленьким, ни очень узким. Ты делал то, что сделал бы любой человек на твоем месте в таком же стрессовом состоянии. Но во время своего взбалмошного путешествия от Лава-фоллз до Вашингтона ты изрядно наследил. Многие запомнили твое имя и громкие настойчивые требования скорейшего вылета, тем более что все происходило в ночное время. Потом ты объявляешься в Госдепартаменте, где производишь еще больше шума — между прочим, зарегистрировавшись у охраны на входе, но не отметившись на выходе, — пока тебе не разрешают спуститься в кабинет Свонна.

— Да, но...

— Дай мне закончить, пожалуйста, — вновь перебила его Калейла. — Ты все поймешь, а я хочу, чтобы у нас сложилась полная картина... Итак, вы со Свонном беседуете, заключаете ваше секретное соглашение, и, говоря твоими словами, ты отправляешься в Маскат. Но первую часть пути проделываешь к своему дому в машине с шофером, который не являлся частью «Огайо-4-0», так же как и охранники в вестибюле. Шофера просто назначил диспетчер, а охранники на дежурстве выполняли свои обычные обязанности. Они не относятся к привилегированным кругам; там, наверху, с них не берут подписку о неразглашении того, что они видят и слышат на работе. Но это люди. Они идут домой, рассказывают женам и друзьям про что-то не совсем обыденное, случившееся в их обычно скучной жизни. Возможно, даже отвечают на вопросы, небрежно заданные какими-то людьми.

— Ты права, так или иначе все они знали, кто я такой...

— Так же как множество других людей в Фениксе, Флагстаффе, и всем им было ясно: этот важный человек расстроен, этот конгрессмен чертовски спешит, эта большая шишка чем-то озабочена. Видишь, какой след ты оставил за собой?

— Вижу, но кто же мог доискиваться?

— Не знаю, и это беспокоит меня больше, чем я могу тебе сказать.

— Кто бы это ни был, а мою жизнь он разбил вдребезги! Только кто бы это мог быть?

— Тот, кто нашел лазейку, дыру в твоем пути от отдаленного лагеря под названием Лава-Фоллз до террористов в Маскате. Тот, кто наткнулся на нечто, вызвавшее у него желание искать дальше. Может, это были звонки твоей секретарши, или шум, устроенный тобой у стойки охраны Госдепартамента, или даже нечто настолько же безумное, как, например, слухи о каком-то неизвестном американце, который содействовал разрешению оманского кризиса. На кого-то это произвело впечатление и могло побудить к размышлениям. Потом другие факты все поставили на свое место — и готово.

Эван накрыл ее руку, лежащую на грязной тропинке, своей ладонью.

— Мне нужно узнать, кто он, Калейла. Понимаешь, узнать.

— Но мы и так знаем, — мягко напомнила она. — Это блондин с европейским акцентом.

— Но почему? — Кендрик убрал свою руку. Калейла с сочувствием посмотрела на него:

— Знаю, тебя волнует ответ на этот вопрос, но меня тревожит другое.

— Не понимаю.

— Кем бы ни был тот блондин, кого бы ни представлял, он проник в наши подвалы и вынес оттуда то, что ни в коем случае не должен был получить. Я ошеломлена, Эван, я просто оцепенела, и эти слова недостаточно сильны для того, чтобы выразить мои чувства. Не только из-за того, что сделали с тобой, но и из-за того, что сделали с нами. Нас скомпрометировали, проникнув в такое место, куда по определению проникнуть невозможно. Если эти люди — кем бы они ни были — могут откопать сведения о тебе из глубочайших, самых защищенных архивов, какие у нас есть, то они могут узнать и много другого, к чему доступа не должно быть буквально ни у кого. При нашей работе многим это может стоить жизни. Очень неприятно.

Кендрик всмотрелся в напряженное, ошарашенное лицо Калейлы. И увидел в ее глазах страх.

— Ты серьезно так напугана?

— Ты бы тоже испугался, если бы знал наших помощников — мужчин и женщин, которые доверяют нам и добывают для нас информацию, рискуя жизнью. Каждый день эти люди задаются вопросом, схватят их или нет за те действия, которые они совершают. Многие кончают с собой, не в силах выдержать напряжения, другие сходят с ума и исчезают в песках, предпочитая смерть в мире со своим Аллахом такой жизни. Но большинство из них все-таки продолжают работать с нами, потому что верят в нас, в нашу честность, верят в то, что мы действительно хотим мира. На каждом шагу они сталкиваются с вооруженными безумцами. И как бы плохо ни шли дела, только благодаря этим людям на нашей земле не становится еще хуже, на улицах не льются потоки крови... Да, я напугана, потому что многие из этих людей друзья — мои и моих родителей. Мысль о том, что их могут выдать, как выдали тебя, — вот что с тобой произошло, Эван, тебя именно выдали — вызывает у меня желание уползти в пески и умирать, как те, кого мы довели до сумасшествия. Потому что кто-то на слишком большой глубине раскрывает наши самые секретные материалы для кого-то другого — снаружи. Все, что понадобилось в твоем случае, — это имя, твое имя, а в Маскате и Бахрейне люди боятся за свою жизнь. Сколько других имен они могут скормить? Сколько еще секретов узнать?

Эван потянулся к ней и теперь не накрыл ее руку, а сжал ее:

— Если ты в это веришь, почему бы тебе не помочь мне?

— Помочь тебе?

— Мне нужно узнать, кто копает под меня, а тебе — кто наверху или внизу делает это возможным. Я бы сказал, что наши Цели совпадают, а ты? Я зажал Деннисона в такие тиски, что он даже корчиться не может, и смогу добыть негласную директиву Белого дома, разрешающую тебе остаться здесь. Знаешь, Деннисон на самом деле запрыгает от радости, если источник Утечки будет найден, — это у него навязчивая идея.