Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

— Какой там отдых, — тоскливо протянула А Би, надув губки. — Поместье все еще горит. Прочую прислугу этот чужеземный сумасброд наверняка разогнал. Пойдем за ведрами, сестрица? — обратилась она к А Чжу. Та, оглядев лениво курящийся над усадьбой дым, тяжело вздохнула, и поникла плечами.

— Погодите, — поднял ладонь Шэчи. — У меня есть идея, как все потушить без ненужных метаний взад-вперед. Я сейчас.

Легким прыжком, он перенесся на речную гладь, и остановился там, замерев в боевой стойке. Следом, юноша сосредоточился, и ударил техникой Ладони Сяояо прямо по воде Бэйсиня, в направлении пожара. Ленивые речные воды взметнулись штормовой волной, и выплеснулись на берег, накатив на поместье, словно небольшое цунами. Пожар мгновенно прекратился, потухнув в шипении испаряющейся воды. Инь Шэчи, довольно потирая ладони, вернулся на берег.

— Э-м-м, спасибо, наверное, братец Шэчи, — задумчиво промолвила А Чжу, глядя на дело его рук. — Думаю, отчищать водоросли, ил, и тину все же легче, чем тушить огонь. Надеюсь, что легче, — добавила она, оглядывая изгаженное речной грязью поместье. Инь Шэчи смущенно развел руками.

* * *

Этим утром Ма Даюань, старейшина Клана Нищих, пребывал в на редкость скверном настроении. Причин тому было несколько. Первая грызла его сердце уже долго, и являла собой неутоленную жажду мести за злодейски убиенную жену — а именно таковой считал смерть Кан Минь сам престарелый нищий, и не собирался слушать никого, говорящего иное.

Вторая проистекала из первой — Ма Даюань которую неделю заливал тоску горячительным, и неумеренность в выпивке тяжко отзывалась по утрам в его голове и теле. Почтенному старейшине шел уже шестой десяток — срок, до которого и не надеялись дожить многие воины прошлых эпох, — и он более не ощущал в себе тех стойкости и бодрости, что сопутствовали ему в молодые годы.

Третья причина настигла его в то время, как две первые давили на него тяжким грузом: какую-то четверть часа назад, один из младших принес весть о парочке безжалостных убийц, Серебряной Змее и его жене.

Именно из-за последней причины Ма Даюань сейчас не отлеживался в постели, попивая ключевую воду или подогретое вино, а мерил шагами подворье главы, направляясь к дому Цяо Фэна. То, как свеженазначенный глава относился к смертельному врагу Ма Даюаня, ставшему с его почина врагом клана, не было для старейшины секретом — Цяо Фэн и не думал скрывать свою приязнь к Серебряной Змее. Дошедшие из Яньмыньгуаня слухи об их рукопожатии, последующем сражении бок о бок, и совместном пире в честь победы несказанно злили почтенного старейшину, что желал своему кровнику одной лишь боли и смерти. Вдвое превосходя главу числом прожитых лет, Ма Даюань подспудно считал себя его старшим товарищем, обязанным направлять и наставлять Цяо Фэна, ежели тот собьется с правильного пути. К этой уверенности немало прибавляло и доверие Ван Цзяньтуна, что незадолго до своей кончины передал Ма Даюаню некий секрет, связанный с новым главой. Запечатанное письмо, отданное старейшине престарелым Бородатым Мечником, покоилось в закрытом на замок ларце, и исподволь вселяло в душу Ма Даюаня убеждение, что он, хранящий тайну глав предыдущего и нынешнего, не обязан мириться с исходящей от последнего из этих глав несправедливостью… или, по крайней мере, с тем, что сам старейшина таковой несправедливостью считал.

Цяо Фэн завтракал на свежем воздухе, с удобством расположившись на веранде дома главы. На квадратном дощатом столе перед ним стояло блюдо с жареным поросенком, уже порядком подъеденным; крепкие челюсти главы как раз отрывали последний кусок мяса с последнего неочищенного ребрышка правого бока. Поблизости от изуродованного подсвинка устроился небольшой — всего-то шэна на три, — кувшин горячительного: Цяо Фэн не любил много пить с утра. Такого скудного количества вина ему хватило бы разве что запить еду.

— Старейшина Ма, — дружески улыбнулся мужчина, откладывая полностью очищенную кость. — Присоединяйся. Разделим по-братски вино и пищу.

В любое другое время Ма Даюань с радостью принял бы это приглашение, но сейчас, доброжелательность Цяо Фэна пропала втуне, и все его обаяние не оказало на злого и недовольного старейшину никакого действия.

— Прости, глава, — сухо ответил Ма Даюань. — Я не могу ни есть, ни пить, ни спать — ведь моя обида до сих пор не отомщена. Враг клана свободно бродит по рекам и озерам, и даже не вспоминает о нашей вражде, творя все, что ему вздумается.

— Ты о Серебряной Змее, — тяжело вздохнул мужчина. — Не печалься, брат. Не более двух недель назад, по его душу был отправлен старейшина Линь Фын, вместе с восемью умелыми младшими. Нам остается только дожидаться, — он скривил губы в нерадостной улыбке, — добрых вестей об исполненном приговоре.

— Линь Фын, — горько бросил престарелый нищий. — Этот бесталанный мальчишка против Серебряной Змеи — что утка против феникса. Его уровень владения Шестом Восьми Триграмм будет пониже, чем навыки того же Бай Шицзина. А Бай Шицзин, если ты забыл, проиграл Серебряной Змее в считанные пару движений, — сердито нахмурив кустистые брови, он уставился на своего главу.

— С Линь Фыном еще восьмеро воинов, обученных сражаться вместе, в воинском построении, — снова попытался успокоить собеседника Цяо Фэн. — Юный Инь с женой — вовсе не небесные духи, а люди из плоти и крови. Даже величайшего из воителей можно одолеть числом, а Серебряная Змея хоть и силен, но совсем не первый под небесами.

— Верно, — с ожесточением в голосе ответил Ма Даюань. — Ведь первым под небесами все чаще называют тебя, глава. В свои молодые годы, ты успел стяжать великую славу, как защитник империи Сун, и непобедимый воин. Верно, эта слава ударила тебе в голову похлеще крепкого вина, которое ты так довольно попиваешь: могущественный и сильный враг делает, что пожелает, тогда как ты, один из немногих, что могут сразить его, проводишь дни в веселье и отдыхе! — старый нищий постепенно повышал голос, заводясь все больше и больше. — Во всем нашем клане, хоть он и велик, как ни одно другое сообщество, лишь ты можешь сравниться с Серебряной Змеей в силе. Ты, или же трое из четверых великих старейшин. Но старейшины заняты делами клана, денно и нощно трудясь на его благо. Чем же занят ты?

— Не много ли ты себе позволяешь, Ма Даюань? — сузил глаза Цяо Фэн. — Я уважаю твою