Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

забросивший разбойного монаха на воды реки, спас его голову и шею; молниеносный удар Ваньцин лишь состриг изрядный клок спутанных кудрей с головы безумца. Шэчи, подоспевший следом, недовольно скривился — реши тибетец уклониться, а не выйти из боя, юноша успел бы достать его мечом. Совместные атаки молодой пары с применением пятой формы, Меча Небесной Милости, все еще нуждались в шлифовке.

Му Ваньцин попыталась атаковать врага тайным оружием, но стальные стрелки бессильно завязли в огненном щите, плавясь и растекаясь каплями металла.

— Третья, — напряженно промолвила девушка, протягивая мужу левую руку.

Тот согласно кивнул было, беря ее за предплечье, и уже приготовился резко сократить расстояние до врага, но тут Цзюмочжи сам решил перейти в атаку. Безумный монах бросился вперед, отталкиваясь кожаными подошвами сандалий от речных волн. Под давлением его огненной ци, воды Бэйсиня бурлили и исходили паром, словно содержимое кипящего котла.

— Божественный меч!.. Божественный меч!.. — дико и малосвязно вопил он, направляя свои шаги прямиком к двум Дуаням, что все еще не вступили в схватку, боясь зацепить Шэчи и Ваньцин.

Совместный удар отца и сына врезался в него, стремясь подарить Цзюмочжи тот самый «божественный меч», в количестве сразу двух клинков: едва заметного и полупрозрачного выпада Дуань Чжэнчуня, и полыхающей силой атаки Дуань Юя. Сияющие лучи ци вновь вступили в противоборство с огненной стихией, как при своей первой встрече в храме Тяньлун. Пусть практики Божественного Меча Шести Меридианов и не были столь многочисленны на этот раз, им сопутствовал даже больший успех: тибетец вынужденно остановился, и погрузился по щиколотку, не в силах поддерживать одновременно защитный барьер и технику шагов. Быть может, Дуаням удалось бы продавить пламенный щит, и достать безумного монаха, но в этот миг, далиский наследный принц прекратил выполнение техники, бессильно выдохнув, и опустив руки. Цзюмочжи торжествующе взревел. Его огонь, полыхнув яростным взрывом, смел в сторону атаку Дуань Юя, и разбойный монах ринулся прямиком на Дуань Чжэнчуня. Занесенная ладонь тибетца разгоралась все ярче, постепенно раскаляясь добела.

Цзюмочжи и его огонь

Словно ослепительная река света соединила правую руку Дуаня-младшего, и грудь тибетского монаха. В одной-единственной атаке, юный принц выплеснул целый океан мощи, мгновенно разметавший все огненные заслоны и защиты Цзюмочжи, и врезавшийся в него сияющим молниевым тараном. Безумный тибетец, опаленный и ослепленный, приземлился на берег реки, все еще несомый силой своей техники шагов, да так и застыл, шатаясь и бессмысленно моргая широко раскрытыми, невидящими глазами. Он не мог знать, что его грозный враг, который так впечатляюще уничтожил пламенную защиту монаха, находился в еще более плачевном состоянии: истратив все силы на свой сокрушительный удар, Дуань Юй повис на руке отца, тяжело дыша.

Быстрая подсечка, совместно с высоким ударом ногой, повергли Цзюмочжи наземь — А Би и А Чжу вступили в бой на редкость своевременно. А Чжу поспешно пробила пальцами технику парализации по торсу монаха, пока ее соратница, без каких-либо колебаний наступив хрипящему мужчине на горло, удерживала того на земле.

— Шэчи, Ваньцин, скорее! — воскликнула А Чжу. — Он слишком силен, я не задержу его надолго!

— Нет, — спокойно и бесстрастно возразил Инь Шэчи. Ему в голову вновь пришла замечательная идея, вдохновленная былым героизмом шурина. — Братец Юй, помнишь храм Тяньлун? Сегодня, тебе нужно закончить начатое там, — он указал на лежащего монаха.

Дуань Юй, поняв его мысль, согласно кивнул, и с помощью отца кое-как доковылял до парализованного Цзюмочжи. Страх загорелся в глазах монаха, отодвинув в сторону ярость и безумие: тибетский вор понял, что произойдет сейчас, и понял, что не сможет воспрепятствовать этому.

Ладонь юного принца загорелась призрачным огнем Искусства Северной Тьмы, и опустилась на плечо безумного монаха. Тот вмиг осунулся и постарел от этого прикосновения; Дуань Юй же, наоборот, приободрился, и отстранил отца, склоняясь над своей жертвой. Через несколько мгновений, он поднялся, отпуская Цзюмочжи.

— Вот и все, — беззаботно промолвил он, словно его собеседником был не свирепый и опасный враг, поверженный совместными усилиями присутствующих, а случайный знакомый, завязавший праздный разговор в закусочной.

— Теперь, ты больше не будешь поджигать все подряд, и сможешь сосредоточиться на постижении буддийского учения, — с вытянутой из тибетца энергией, к юноше вернулись все его силы, а с ними — и веселое настроение. — Раз тебе так нравятся шаолиньские техники, что ты, в их поисках, решил обокрасть Мужунов — отправляйся в Шаолинь, хоть южный, хоть северный. Тамошние монахи не откажут тебе в гостеприимстве, а уж если ты примешь постриг, и завершишь то, что любезно начала сестрица Вань…

Юный принц не успел завершить свою насмешку. Яростный, истошный вопль исторгся из распахнутого рта Цзюмочжи; тибетец вскочил на ноги с неожиданной ловкостью и бодростью. Его рука ухватила А Чжу за одежду, и рванула девушку ближе. Из грязных складок кашаи показалось блеснувшее в лучах солнца лезвие ножа.

Едва заметное искажение воздуха сорвалось с указательного пальца Дуань Чжэнчуня, и ударило безумного монаха в поясницу, на недолгое мгновение заставив его бездвижно замереть. Этого мгновения с лихвой хватило Шэчи и Ваньцин: два стальных высверка пересекли фигуру Цзюмочжи, и рука тибетца, крепко сжимающая нож, упала на траву, отсеченная по локоть. Мигом спустя, монах пошатнулся, и верхняя часть его головы медленно съехала вниз по идеально ровному срезу. Кровь и мозговая жидкость хлынули по лицу и груди мертвеца, частыми каплями срываясь с его усов и бороды. Кудрявая макушка половинки черепа тибетца, скатившейся с его плеч в траву, торчала меж испятнанных алым стеблей диковинной спиной мохнатого зверя. Постояв недвижно ещё пару мгновений, тело Цзюмочжи покачнулось, и рухнуло вниз подрубленным деревом. Путь тибетского государственного советника по сунской земле, путь неудачливого грабителя, вора, и убийцы, подошел к закономерному концу.

— С-спасибо вам, господин Дуань, — запинаясь, выдавила А Чжу. Далиский наследный принц, сидящий на траве, лишь устало махнул рукой.

— Не за что, дочка, — выдохнул он с измученной улыбкой. — То есть… да неважно. Благодари Шэчи и Цин-эр — без них, я не смог бы остановить этого сумасшедшего.

— Если бы не твоя пальцевая техника, папа, мы бы точно опоздали, — возразила Ваньцин. Она и Шэчи выглядели наименее вымотанными из всей шестерки присутствующих — в этом коротком и яростном бою, молодая пара не успела выложиться на полную.

— Мы все — герои, спасшие Мужунов от ограбления, — с улыбкой добавил Инь