Преступление и наказание - Федор Достоевский

– Полно, Соня, довольно! Не мучь меня! – страдальческипопросил он.

Он совсем, совсем не так думал открыть ей, но вышло так.

Как бы себя не помня, она вскочила и, ломая руки, дошла досредины комнаты; но быстро воротилась и села опять подле него, почти прикасаяськ нему плечом к плечу. Вдруг, точно пронзенная, она вздрогнула, вскрикнула ибросилась, сама не зная для чего, перед ним на колени.

– Что вы, что вы это над собой сделали! – отчаяннопроговорила она и, вскочив с колен, бросилась ему на шею, обняла его икрепко-крепко сжала его руками.

Раскольников отшатнулся и с грустною улыбкой посмотрел нанее:

– Странная какая ты, Соня, – обнимаешь и целуешь, когда ятебе сказал про это. Себя ты не помнишь.

– Нет, нет тебя несчастнее никого теперь в целом свете! –воскликнула она, как в исступлении, не слыхав его замечания, и вдруг заплакаланавзрыд, как в истерике.

Давно уже незнакомое ему чувство волной хлынуло в его душу иразом размягчило ее. Он не сопротивлялся ему: две слезы выкатились из его глази повисли на ресницах.

– Так не оставишь меня, Соня? – говорил он, чуть не снадеждой смотря на нее.

– Нет, нет; никогда и нигде! – вскрикнула Соня, – за тобойпойду, всюду пойду! О господи!.. Ох, я несчастная!.. И зачем, зачем я тебяпрежде не знала! Зачем ты прежде не приходил? О господи!

– Вот и пришел.

– Теперь-то! О, что теперь делать!.. Вместе, вместе! –повторяла она как бы в забытьи и вновь обнимала его, – в каторгу с тобой вместепойду! – Его как бы вдруг передернуло, прежняя, ненавистная и почти надменнаяулыбка выдавилась на губах его.

– Я, Соня, еще в каторгу-то, может, и не хочу идти, – сказалон.

Соня быстро на него посмотрела.

После первого, страстного и мучительного сочувствия кнесчастному опять страшная идея убийства поразила ее. В переменившемся тоне егослов ей вдруг послышался убийца. Она с изумлением глядела на него. Ей ничегоеще не было известно, ни зачем, ни как, ни для чего это было. Теперь все этивопросы разом вспыхнули в ее сознании. И опять она не поверила: «Он, он убийца!Да разве это возможно?»

– Да что это! Да где это я стою! – проговорила она вглубоком недоумении, как будто еще не придя в себя, – да как вы, вы, такой…могли на это решиться? Да что это!

– Ну да, чтоб ограбить. Перестань, Соня! – как-то устало идаже как бы с досадой ответил он.

Соня стояла как бы ошеломленная, но вдруг вскричала:

– Ты был голоден! ты… чтобы матери помочь? Да?

– Нет, Соня, нет, – бормотал он, отвернувшись и свесивголову, – не был я так голоден… я действительно хотел помочь матери, но… и этоне совсем верно… не мучь меня, Соня!

Соня всплеснула руками.

– Да неужель, неужель это все взаправду! Господи, да какая жэто правда! Кто же этому может поверить?.. И как же, как же вы сами последнееотдаете, а убили, чтоб ограбить! А!.. – вскрикнула она вдруг, – те деньги, чтоКатерине Ивановне отдали… те деньги… Господи, да неужели ж и те деньги…

– Нет, Соня, – торопливо прервал он, – эти деньги были нете, успокойся! Эти деньги мне мать прислала, через одного купца, и получил я ихбольной, в тот же день как и отдал… Разумихин видел… он же и получал за меня…эти деньги мои, мои собственные, настоящие мои.

Соня слушала его в недоумении и из всех сил старалась что-тосообразить.

– А те деньги… я, впрочем, даже и не знаю, были ли там и деньги-то,– прибавил он тихо и как бы в раздумье, – я снял у ней тогда кошелек с шеи,замшевый… полный, тугой такой кошелек… да я не посмотрел на него; не успел,должно быть… Ну, а вещи, какие-то все запонки да цепочки, – я все эти вещи икошелек на чужом одном дворе, на В – м проспекте под камень схоронил, на другоеже утро… Все там и теперь лежит…

Соня из всех сил слушала.

– Ну, так зачем же… как же вы сказали: чтоб ограбить, а саминичего не взяли? – быстро спросила она, хватаясь за соломинку.

– Не знаю… я еще не решил – возьму или не возьму эти деньги,– промолвил он, опять как бы в раздумье, и вдруг, опомнившись, быстро и короткоусмехнулся. – Эх, какую я глупость сейчас сморозил, а?

У Сони промелькнула было мысль: «Не сумасшедший ли?» Нототчас же она ее оставила: нет, тут другое. Ничего, ничего она тут не понимала!

– Знаешь, Соня, – сказал он вдруг с каким-то вдохновением, –знаешь, что я тебе скажу: если б только я зарезал из того, что голоден был, –продолжал он, упирая в каждое слово и загадочно, но искренно смотря на нее, –то я бы теперь… счастлив был! Знай ты это!

– И что тебе, что тебе в том, – вскричал он через мгновениес каким-то даже отчаянием, – ну что тебе в том, если б я и сознался сейчас, чтодурно сделал? Ну что тебе в этом глупом торжестве надо мною? Ах, Соня, для тоголи я пришел к тебе теперь!

Соня опять хотела было что-то сказать, но промолчала.

– Потому я и звал с собою тебя вчера, что одна ты у меня иосталась.

– Куда звал? – робко спросила Соня.

– Не воровать и не убивать, не беспокойся, не за этим, –усмехнулся он едко, – мы люди розные… И знаешь, Соня, я ведь только теперь,только сейчас понял: куда тебя звал вчера? А вчера, когда звал, я и сам непонимал куда. За одним и звал, за одним приходил: не оставить меня. Не оставишь,Соня?

Она стиснула ему руку.

– И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! – вотчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, –вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что яскажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-заменя! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, – ну за что ты меня обнимаешь?За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легчебудет!» И можешь ты любить такого подлеца?

– Да разве ты тоже не мучаешься? – вскричала Соня.

Опять то же чувство волной хлынуло в его душу и опять на мигразмягчило ее.

– Соня, у меня сердце злое, ты это заметь: этим можно многоеобъяснить. Я потому и пришел, что зол. Есть такие, которые не пришли бы. А ятрус и… подлец! Но… пусть! все это не то… Говорить теперь надо, а я начать неумею…

Он остановился и задумался.

– Э-эх, люди мы розные! – вскричал он опять, – не пара. Изачем, зачем я пришел! Никогда не прощу себе этого!

– Нет, нет, это хорошо, что пришел! – восклицала Соня, – этолучше, чтоб я знала! Гораздо лучше!