Когда взрослеют сыновья - Фазу Гамзатовна Алиева

иногда к принятию того или иного решения. Нам неведомо, будем ли мы грустны или веселы через час. Бывает, что безоблачное и легкомысленное настроение беспричинно посещает человека в тяжелые горькие дни, а во время шумного, искрящегося праздника веселость внезапно сменяется глубокой печалью…

Сегодня мне грустно, и я иду к морю. Шагаю по мосту, глубоко уходящему в голубизну воды, вглядываюсь в безбрежную морскую гладь и думаю о вечности. По сваям моста с трех сторон бьют волны. Я люблю, когда море гневается, когда разъяренные волны становятся на дыбы, надвигаются и, разбившись о каменный берег, угасают.

Холодный январский день. Берег захвачен в плен льдом. Волны уносят в морскую бездну в своих могучих лапах кусочки льда, которые быстро теряются там: то ли тают, то ли прячутся… Так, наверное, по частицам волны освободят берег от оков еще до наступления весны.

И тут я слышу шум и оборачиваюсь. По мосту бежит девушка. Ее медные волосы растрепаны, рассыпаны по плечам. Она бежит так быстро, что если поскользнется сейчас и упадет, то может разбиться насмерть. Несмотря на то что стоит январь, на ней надето только легкое розовое платье. За девушкой гонится молодой парень. Он размахивает цветастым платком и отчаянно кричит мне: «Задержите ее! Задержите!» Я стряхиваю с себя оцепенение и бросаюсь наперерез девушке, хватаю ее за плечо. Мы уже у шатких перил моста, когда к нам подбегает юноша.

— Сумасшедшая! — говорит он ей.

— Пусти меня, я не хочу жить, — она извивается в крепких объятиях, пытаясь вырваться.

— Успокойся, прошу тебя, — парень старается сильнее прижать ее к себе, чтобы укрыть от холодного ветра.

Недаром говорят, что в гневе силы умножаются. Девушка вырывается, парень с трудом удерживает ее. Вот она рванулась опять, да так, что чуть не угодила в морскую пучину.

— Пусти! Пусти! Видеть тебя не хочу! — кричит девушка вне себя.

— Хорошо, я уйду, успокойся. Надень только, холодно ведь… — он набрасывает ей на плечи платок.

Я дрожу всем телом и не знаю, что делать, чем помочь им.

— Пойми, это простая случайность… Я покупал цветы для тебя и встретил ее…

— Не нужны мне твои цветы. Ненавижу тебя!

— Что с вами? — Я глажу ее по руке. — Расскажите, может, я смогу чем-нибудь помочь, я ведь старше…

— Она меня приревновала, — говорит юноша, и подбородок его дрожит. — А я только ее одну и люблю.

— Зато я тебя не люблю. Уйди! — Девушка совсем обессилела и горько плачет. Таких крупных слез я не видела никогда.

— Поплачь, милая, поплачь… — Я обнимаю ее и отхожу подальше от воды.

Когда это было, почему ушло бесследно? Я вспоминаю так, будто это было вчера, в один апрельский день, ясный и солнечный, когда на земле бился весенний сок и печаль светлым облаком окутывала мою душу. Я бродила по улицам и на бульваре, где продавали цветы, случайно встретила своего знакомого. В руках он держал букет еще не раскрывшихся тюльпанов. Увидев меня, он весело улыбнулся:

— Рад встрече. Пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить вас за ваши стихи. Они мне очень нравятся. — И он протянул мне букет.

— Что вы, не нужно…

Но мужчина уже спешил прочь.

— Спасибо! — крикнула я ему вдогонку, а сама огляделась и подумала: не дай бог увидит…

Но, как известно, с человеком всегда случается то, чего он боится. Когда я дошла до мостика и, нагнувшись над перилами, стала смотреть на море, ко мне подошел мой любимый, держа в руках точно такой же букет. По его глазам я поняла, что ссоры не миновать.

— Я все видел. Чужой человек дарит тебе цветы… Ты не любишь меня!

В ярости он выхватил из моих рук тюльпаны и растоптал. Я слышала стон цветов, лепестки мне казались капельками крови.

— Тебе мало цветов, которые дарю я! — кричал он. — Что же тебе нужно? Хватит! Разум не постигает, сердце не выдерживает! Я покупаю цветы и вижу, как она принимает букет от другого!

— Он же…

— Молчи! — Он бросил свой букет в море, и тюльпаны разлетелись.

— Радость, успокойся!

— Не называй меня так! — Разъяренный, он схватил меня за плечи и стал трясти. — Знай, я никому тебя не отдам, ты умрешь вместе со мной!

— Успокойся, прошу тебя, прости! — умоляла я в страхе, что он вот-вот оторвет меня от земли и бросит в море.

— Ты даже любить по-настоящему не умеешь! Тебе надо, чтобы все вокруг только и восхищались тобой!

— Я не умею любить? — Тут мое терпение лопнуло. — А разве не моя любовь научила тебя дарить цветы, радоваться, страдать? Вспомни: ведь ты говорил, что до встречи со мной не знал ничего этого…

— Побыла бы ты хоть день на моем месте! Посмотри, сколько мужчин вертится вокруг тебя! Зачем мне все это?

— Зачем? Значит, я тебе не нужна?! — Страх пропал, во мне заговорила задетая женская гордость. — Так вот знай, что ты мне давно надоел!

— Так бы и сказала сразу.

И он ушел. Три дня я жила в каком-то странном сне. Когда шла, казалось, что под ногами раскаленные угли, ложилась в постель — она точно была утыкана иглами. Я вскакивала, бежала к крану, пила, пила, но сухость во рту не проходила. А на четвертый день я стала искать с ним встречи…

Он стоял бледный, чуть живой. Я бросилась к нему:

— Прости, я не могу без тебя…

На его ресницах задрожали слезы:

— Я тоже…

…Голос девушки прерывает воспоминания.

— Уйди! Ты ей улыбался!

— Джарият, нельзя же не разговаривать с однокурсницами!

— Зачем я плачу из-за тебя? — Она резко поворачивается и идет прочь.

Парень в отчаянии смотрит на меня:

— Не было б так обидно, если б я действительно изменил!

— Это же прекрасно!

— Что прекрасно? — удивляется он.

— Вот такая любовь. С ревностью и слезами. Она же тебя любит, очень любит! Видишь, медлит, оглядывается… Догони! Не теряй времени в любви. Каждая ее минута дорога!

Юноша бежит за девушкой, я смотрю им вслед, а потом представляю вновь спокойный светлый лик апрельского моря и думаю: «Отдала бы многое, чтобы вернуть  т о т  день!»

Перевод М. Магомедова.

ВЕРНОСТЬ ЛЮБВИ

Солнце еще не взошло, но небо, земля — вся природа — живут предчувствием его появления. Еще первый острый луч не позолотил, не уколол верхушку сосны, которая гордо растет на отвесной, уходящей далеко в высь скале. Все как бы замерло. Умолкли на миг даже поющие взахлеб птицы; лепестки, придержав на своих нежных ресницах слезы-росинки, не шелохнутся. Замерла и я над родником, из которого только