Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семейные связи придали доктору Стронгу смелости возобновить призывы за университет в Нью-Йорке. Он посмел вернуться к табуированной теме, когда Бесси еще только первый год училась в Вассаре. Письмо Рокфеллеру, отправленное в январе 1887 года, он начал словами верности обещаниям не касаться запретной темы, но теперь временные ограничения вынуждают его прервать долгое молчание. «Он годами преследует меня, и днем, и ночью, – вспоминал Стронг о своем предложении. – Я должен был держать рот на замке. Но годы идут, и мы торопимся на встречу с Богом»18. Теперь появились конкурирующие планы на строительство баптистского университета в Чикаго, и при мысли, что его обойдут, у доктора Стронга начиналась паника.
Рокфеллер отклонил увертюру, но затем подсластил пилюлю и дал еще пятьдесят тысяч долларов на семинарию. Он восхищался доктором Стронгом и не хотел испортить отношения, поэтому предложил поездить летом по Европе с Чарльзом и Бесси. Стронгу представился чудесный шанс продвинуть свою схему в интимной обстановке. «Он принял приглашение поехать в тур по Европе с господином Рокфеллером, главным образом, как он однажды сказал мне, чтобы использовать возможности, которые даст ежедневное общение на отдыхе, и развить свою великую тему и добиться участия господина Рокфеллера», – сказал один теолог, друживший со Стронгом19. В путешествии доктор Стронг намеревался познакомить Рокфеллера с великими европейскими университетами, чтобы разжечь его интерес к созданию американской школы.
На другой стороне Атлантики, в Германии, Джордж Сантаяна, разделивший Стипендию Уолкера с Чарльзом Стронгом, заметил невеселость друга. В январе 1887 года Сантаяна написал Уильяму Джеймсу, что Чарльз «очень скрытен во всех личных вопросах, так что, вероятно, вам больше известно о том, что беспокоит его»20. Месяц спустя Сантаяна сообщил Джеймсу, что «…не имеет представления о том, что случилось с [Чарльзом] этой зимой, кроме того, что, очевидно, он не в духе»21. Чарльз держал помолвку с Бесси в таком секрете, что, отправившись весной в Париж, не сказал Сантаяне, что собирается встретиться с Рокфеллерами. Сантаяна присоединился к группе в Лондоне, где они наслаждались празднованием юбилея королевы Виктории. Сантаяна встречал Бесси, и она ему понравилась, но его отталкивал Рокфеллер, который казался скрытным и алчным, раздумывая о способах продаж «Стандард Ойл» в Испании.
Воодушевленный их летними поездками, осенью доктор Стронг усилил давление на Рокфеллера. Он совершенно неверно истолковал особенности характера Рокфеллера. Там, где Рокфеллер предпочитал скромный подход, доктор Стронг зачастую держался властно, будто пытаясь бесцеремонно заставить поддержать проект. Стронг совершил непростительную ошибку, предположив, что Рокфеллер основанием университета мог бы восстановить свою репутацию. «У вас есть возможность обратить неблагоприятные суждения всего мира в благоприятные – и не только это – и войти в историю одним из величайших благотворителей мира»22.. Аргумент потерпел неудачу по совокупности преступлений: Рокфеллера возмущали любые упоминания его дурной славы, он не чувствовал необходимости очищать свою репутацию и восставал против любых инсинуаций по поводу его якобы эгоистично мотивированной благотворительности. Четыре дня спустя он решил отложить рассмотрение проекта доктора Стронга.
Тем временем ухаживание Чарльза Стронга за Бесси шло успешно, и через шестнадцать месяцев, 22 марта 1889 года Бесси Рокфеллер, двадцати трех лет, в жемчугах стоимостью восемь тысяч долларов, сочеталась браком с Чарльзом, двадцати семи лет, в главной гостиной на 54-й Западной улице, 4, обряд провел преподобный Огастус Х. Стронг. Это был самый пышный прием, какой когда-либо устраивал Рокфеллер, со ста двадцатью пятью гостями, любимых учителей и одноклассниц Бесси привезли из Вассара в частном железнодорожном вагоне. Наутро после свадьбы молодожены отплыли в Германию, чтобы Чарльз мог продолжить изучение философии, что объясняет, почему Бесси не закончила последний год в Вассаре. Кроме того она переживала психологические проблемы, первые нервные симптомы, из-за которых ее взрослая жизнь осталась огромной загадкой для потомков. В письмах Рокфеллер убеждал ее избегать любого излишнего возбуждения и напряжения, старомодный совет, который не поможет справиться с ее глубоко укоренившейся болезнью.
* * *
Преподобному Огастусу Х. Стронгу, подогревшему интерес Рокфеллера к пожертвованию на крупный баптистский университет, приходилось отражать планы конкурентов, за которыми стояли не менее горячие заступники. Самая многообещающая альтернатива, университет в Чикаго, предлагала воспользоваться уже существующим фундаментом. В 1856 году Стивен А. Дуглас передал десять акров (ок. 4 га) земли на основание небольшого Чикагского университета под эгидой баптистов. Университет истощил силы спустя ровно тридцать лет, став жертвой долгов и плохого управления. Многие его выпускники считали это позором баптистов и старались, в последнюю минуту, спасти заведение. Совершенно естественно, они обратились к Рокфеллеру, который помогал родственному учреждению, Теологической семинарии баптистского союза в пригороде Морган-Парк. Секретарь семинарии, Томас У. Гудспид, к сожалению, раскрыл Рокфеллеру планы спасения в неудачный момент, когда того безжалостно выслеживал доктор Стронг; следовательно, предложение было отвергнуто. Весной 1887 года, накануне европейского путешествия Рокфеллера, Гудспид вновь попытался выяснить мнение Рокфеллера, но титан вежливо отправил ему фрукты и цветы, но не деньги. Но Гудспид все-таки привлек внимание Рокфеллера к заслугам Чикаго как возможного места для великого баптистского университета.
Как лоббист Гудспид был гораздо сильнее доктора Стронга и более тонко чувствовал Рокфеллера. Это был почтенный человек со снежно-белой бородой и голубыми глазами и, в отличие от неосмотрительного доктора Стронга, понимал, с каким исключительным тактом следует обращаться к богатому дарителю. Он видел, что Рокфеллер уклоняется от всего, отдающего принуждением и что лучше не навязывать товар, а проявить терпение. Гудспид сразу выдвинул практичные аргументы: в Чикаго стоимость строительства дешевле и у баптистов нет первоклассного колледжа на Среднем Западе, их дети вынуждены учиться на востоке. Гудспида воодушевила реакция Рокфеллера, когда самого одаренного члена преподавательского состава Морган-Парк, тридцатилетнего библеиста Уильяма Райни Харпера начал обхаживать Йель. Рокфеллер знал репутацию Харпера как одного из ведущих баптистских специалистов по Старому Завету и убеждал Гудспида сохранить его любой ценой. Хотя Харпер, в конце концов, все равно отправился в Йель, он продолжал близко общаться с Гудспидом и всякий раз поддерживал проект университета в Чикаго, хотя придерживался исключительно консультирующей роли. Еще в январе 1887 года он написал Рокфеллеру: «Из того, что следует сделать на этом континенте, нет работы величественнее, чем основание университета в Чикаго или рядом с ним»23.
Рокфеллер чувствовал себя комфортно с мирскими теологами, людьми, нацеленными найти почетное место и в этой жизни, и в следующей, и его совершенно очаровал Харпер, изучающий священные тексты и жаждущий построить царство науки. Харпер родился в Нью-Конкорд, штат Огайо, в 1856 году, и слово «вундеркинд» приобрело с ним новое значение. Он поступил в колледж в десять лет, получил степень бакалавра искусств в четырнадцать и завершил диссертацию в восемнадцать. Когда этот гений начал преподавать в Морган-Парк в двадцать два года, он был моложе большинства семинаристов. Многие лидеры баптистов признавали, что этого человека, генератора энергии и идей, ждет особое будущее в конфессии. Когда ему было за тридцать, он открыл Библейские школы в пяти городах, основал заочную школу и уговорил семь десятков профессоров вступить в Американский институт древнееврейского языка, которому финансово помогал Рокфеллер.