Сказание о Йосте Берлинге - Сельма Лагерлеф

– Вы презираемы людьми? – продолжила графиня. – Не в этом дело. Скорее наоборот – вас окружили любовью, и в этом ваша беда. И женщины, и друзья… стоит вам засмеяться, пошутить или спеть, и все грехи прощены. Все, что вы вытворяете, находит у них понимание и прощение. И у вас язык поворачивается назвать себя презираемым?

Как вы можете говорить, что вы ненавистны Богу? Почему вы не остались и не проводили капитана Леннарта в последний путь? Это были необычные похороны. Слух, что божий странник убит, мгновенно разлетелся по округе. На отпевание пришли тысячи людей. На огромной поляне за погостом было не протолкнуться. Процессия уже выстроилась перед домом общины, ждали только старого проста. Известно было, что он болен, церемонию вести не сможет, но прийти обещал. И обещание выполнил – опустив голову, погруженный в размышления о неумолимой старости, занял он место во главе похоронной процессии. Ничего необычного он не заметил. Слишком многих пришлось ему отпевать на своем веку. Он так и прошел весь путь, не поднимая головы и не замечая ничего вокруг. Пробормотал последние слова молитвы: «Из земли ты вышел, в землю вернешься», бросил на гроб пригоршню влажной земли и собрался уходить.

Но тут дьякон начал псалом. Впрочем, не думаю, что бас дьякона вывел бы проста из задумчивости, если бы тот пел один. Но дьякон пел не один. Его тут же поддержали сотни, если не тысячи, голосов. Пели все – мужчины, женщины и дети. И тогда прост провел ладонью по глазам и поднял голову. Он не мог понять, откуда это пение. Он с трудом поднялся на кучу земли и обомлел. За всю свою долгую службу он никогда не видел ничего подобного. Мужчины в старых, потрепанных похоронных шляпах, женщины в белых передниках – все они пели последний псалом, и у всех были слезы на глазах.

И старому, опытному священнику стало не по себе. Он понял, что обязан произнести слова утешения. Это его долг. Но где их найти? Что он скажет этим так искренне скорбящим людям?

Негромкий, но на редкость стройный многоголосый хор смолк. И прост молитвенно поднял руки.

«Я вижу, у вас большое горе, – сказал он. – Горе всегда тяжкий груз. И груз этот нести стократно тяжелее вам, кому предстоит еще долго топтать земные тропы, чем мне, кто скоро расстанется с этим миром».

Он в ужасе замолчал. Его голос был слишком слаб. Мало того, он никак не мог найти нужные слова. Но постепенно глаза его налились юношеским сиянием, к нему словно вернулись молодость и здоровье.

Ах, какую надгробную речь он произнес, Йоста! Сначала рассказал, что ему было известно о страннике божьем. Потом напомнил, что не внешний блеск и даже не какие-то особые таланты принесли тому всеобщую любовь, а то, и только то, что он всегда следовал по пути, указанному ему Богом. И он молил нас именем Спасителя поступать так же. Пусть каждый любит каждого, пусть каждый помогает и поддерживает ближнего и видит в нем только хорошее. Каждый должен поступать, как замечательный капитан Леннарт. Он не мог раздавать богатые дары, но его кротость и любовь к ближнему сами по себе были неоценимым даром.

И вдруг прост начал объяснять нам, что же произошло за этот последний год. Он, оказывается, уверен, что это всего лишь необходимые приготовления к эре счастья, и она придет, нужно только набраться терпения и любви. В этот трудный год божественная суть человека пробивалась, только как отдельные лучи пробиваются сквозь лесную чащу, но придет время, и она засияет, как яркое полуденное солнце!

Мы слушали его, как слушают пророка. Всем вдруг захотелось любить друг друга, всем захотелось стать добрыми и хорошими.

Он поднял глаза к небу, воздел руки и призвал мир в наш край.

«Именем Бога, – сказал он, – пусть прекратятся распри и беспорядки! Пусть мир поселится в ваших сердцах и во всей природе! Пусть все обретут покой – и камни, и деревья, и звери земные, и птицы небесные! Пусть никто, ничто и никому не причиняет обиды и зла!»

– И знаешь, Йоста, – графиня внезапно перешла на «ты», – знаешь, Йоста, произошло чудо. Вершины гор засияли, а осенняя дымка стала нежно-розовой.

А под конец он сказал, что так продолжаться не может и не будет. Кто-то придет, сказал он. Уверен, Бог наш не хочет, чтобы вы погибли. Он пришлет того, кто накормит голодных и поведет по пути истины.

И все подумали о тебе, Йоста. Даже не подумали – мы твердо знали, что прост говорит о тебе. Все ведь уже слышали, что за завещание ты оставил в церкви. И после этого ты отправился в лес умирать! Люди ждут тебя, Йоста. В каждой хибаре только и разговоров, что раз уж сумасброд Йоста Берлинг из Экебю рвется им помочь, значит, все обойдется. Ты их герой, Йоста. Они видят в тебе героя и спасителя.

Я вижу, и ты понял, что священник говорил о тебе, и я думаю, одно это заставит тебя расстаться с желанием покончить счеты с жизнью.

Но я, твоя жена, Йоста, говорю тебе вот что: ты должен выполнять свой долг – помогать людям. Только не воображай, что ты посланец Божий, прост не это имел в виду. Помогать людям может каждый, запомни это. Для этого не нужны подвиги, зажигательные речи, не надо блистать и поражать воображение. Не надо, чтобы твои выходки обсуждали на каждом хуторе. Надо работать, вот и все.

Но подумай хорошенько, Йоста, прежде чем отказаться от данному Синтраму слова! У тебя теперь есть право умереть, и ты должен помнить, что жизнь отныне не предложит тебе весь набор кавалерских радостей. Признаюсь, у меня было желание бросить все и уехать домой, на юг. Мне казалось, я по своим грехам не заслужила такого счастья, как быть рядом с тобой всю жизнь. Но я остаюсь, Йоста. Если ты вернешь слово Синтраму, если ты раздумаешь умирать, я остаюсь с тобой. Но не жди веселья, не ищи развлечений! Я найду в себе силы, я заставлю тебя выполнять свой долг, а это нелегкий путь. Но разве я имею право на слова счастья и надежды? Мы с тобой причинили столько горя и страданий людям, что их темные тени всегда будут стоять у нашего очага. Не знаю, способно ли еще мое исстрадавшееся сердце на любовь. Боюсь, нас ждет бесслезная, но и безрадостная жизнь, жизнь-искупление. Подумай, подумай и еще раз подумай, Йоста, что ты выбираешь – смерть или жизнь.

Она не стала дожидаться ответа. Кивнула дочери пастора и ушла. Но не успела войти в лес, как горько разрыдалась и рыдала всю дорогу до Экебю. И, только вернувшись домой, вспомнила, что так и не поговорила со старым солдатом о чем-нибудь веселом, чтобы отвлечь его от горьких дум.

А там, на лесном хуторе, после ухода графини долго царила тишина.

– Вечная хвала Господу Богу нашему! – ни с того ни с сего почти крикнул хозяин.

Все обернулись, настолько неожиданным было его восклицание. Он обвел взглядом сидящих:

– Зло, зло и зло! Я ничего не видел вокруг, кроме зла. На войне открылись мои глаза, и я понял, что все вокруг – сплошное зло. Злые мужчины, злые женщины, зло и ненависть везде, среди людей и в природе, в лесу и в поле. Но она-то, та, что ушла, – она добра! Мой дом посетил праведный и добрый человек. Я буду долго помнить ее в своем одиночестве. Она всегда будет со мной.