Сибирская кровь - Андрей Черепанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Степан Полуектов своим правом воспользовался, и он включен в переписную книгу Якутска 1693 года как казачий атаман с малолетними сыновьями Алексеем, Афанасием и Петром, 1678–1689 годов рождения386. Через тринадцать лет, в 1706 году, Степан Андреевич был «по указу великого государя и по грамоте приверстан в дети боярские». В переписной книге того года в Якутске числятся в рядовых казаках его сыновья Василий Степанович и Иван Полуектовы, а их младшие братья Алексей, Афанасий и Петр – почему-то нет. Ни в одном списке служилых людей (казаков) Якутска после 1690 года не встречаются и сыновья Филиппа Щербакова. Они также отсутствуют в сохранившейся переписной книге 1699 года прежнего места ссылки его семьи – Нерчинска387. А вот зато в ряде челобитных из Иркутска 1698–1700 годов388 фигурирует казачий пятидесятник Степан Щербаков. Замечу, он «случайно» и Щербаков, и Степан, и нерядовой казак, кем и должен бы быть повзрослевший сын Филиппа Щербакова. Из этого стоит сделать вывод, что представители большого семейства Полуектовых – Щербаковых, включая освобожденных из нерчинской ссылки вдову и детей Филиппа, обосновались в Иркутске, а в Якутск не вернулись (либо побыли там некоторое время и вновь переехали на Ангару).
У моего семижды прадеда Михаила Полуектова не столь распространенная фамилия, чтобы отвергать версию близкого родства всех томско-якутско-верхоленских Полуектовых. А в подробностях она такова: казачий пятидесятник из иркутских челобитных конца XVII века Степан Щербаков – это сын погибшего под пытками Филиппа Андреевича. И, исходя из известного обстоятельства, что те Щербаковы легко брали себе фамилию Полуектовых и наоборот, он же – отец верхоленских детей боярских Михаила и Ивана Полуектовых.
Эта версия подтверждается тем, что в переписной книге Якутского острога за 1682 год приведен «у казака у Фильки Щербакова сын Стенка 5 лет». Значит, он рожден около 1677 года, что близко корреспондирует с возрастом Степана Полуектова из Верхоленского острога на даты ревизий. Кроме того, в «Книге расходной г. Иркутска и иркутского присуду пригородов и острогов служилым людям» за 1712 год фигурирует пятидесятник верхоленских пеших казаков Степан Полуектов, а имя пятидесятника Степана Щербакова бесследно исчезает, да и в именной книге городских иркутских казаков за 1708 год вообще нет фамилий Полуектовых и Щербаковых, кроме имеющего пашню в Хомутовской деревне «Матвея Афанасьева сына Щербака»389. И еще одно будто бы случайное совпадение – в сказках второй ревизии верхоленских разночинцев сразу же после Степана Полуектова приведены Феоктист и Яков Пуляевские. То же повторяется в третьей ревизии и дополняется тем, что «их мать вдова Филипова дочь семидесяти лет взята была того же острогу казачья дочь Полуехтовых». К сожалению, ее имя не названо, но она похоже – Анна или Прасковья, одна из прежде сосланных в Нерчинск вместе с матерью, братьями и сестрой дочерей Филиппа Андреевича Щербакова. Если это так, – а это, я уверен, так, ведь череда вроде бы случайных совпадений часто свидетельствует об их неслучайности, – то выходцы из Томска казаки Филипп и Андрей Щербаковы – мои девятижды и десятижды прадеды. А если еще принять на веру, что томский казак Григорий Яковлевич Щербаков – отец Андрея, тогда Яков Щербаков – мой двенадцатижды прадед.
Поповы
Мне не известны мои предки с такой фамилией, однако она была довольно распространена в Верхоленском остроге в середине XVIII века, и тогда ее носители принадлежали четырем семьям. Одна из них, совсем небольшая, возглавлялась разночинцем Матвеем, приписанным в Верхоленск в 1729 году из крестьян г. Ваги Верховажской четверти[533]. Остальные же семьи были посадскими: две состояли из потомков родившегося в 1662 году и умершего в 1748 году Ивана, одна – из потомков умершего между первой и второй ревизиями Михаила с неустановленным годом рождения.
Я не готов предлагать версии их происхождения из-за наличия в исследуемом мною регионе в XVII веке множества персонажей под фамилией Поповых и ее высокой популярности на Руси, ведь уже в «Книгу о раздаче денежнаго, хлебнаго и солянаго жалования детям боярским и разнаго звания служилым людям Якутского острога» за 1648 год было внесено три казака с такой фамилией – Богдашко Иванов, Вахрушко Максимов и Ивашко Гаврилов390.
Много Поповых было тогда и среди илимских служилых людей, которым «за хлеб жалована пашня». В 1653–1700 годах таковым в каждой из переписных книг назывался в Нижнеилимской волости Андрей Григорьевич и к нему подключались наверняка его братья Григорий и Симон Григорьевичи, сыновья Иван и Савелий, племянник Петр Симонович. В числе пашенных крестьян были приведены в 1673 году по Лене реке Киренской волости «Ивашка Алексеев сын Попов с сыном с Левкою да с племянником с Марчком», в 1700 году – «Ивашка Андреев сын Попов», в 1719 году – «Федор Игнатьев сын Попов»391.
Согласно «Выписке Илимскаго острога с окладных, расходных денежных и соляных книг» с 7178 по 7190 (с 1670 по 1682) год, в том остроге был подьячий «Андрей Иванов сын Поповых». Имелись и «чистые» посадские: в «Списке с имянных книг иркутских посадских людей» за 1704 год есть Осип Попов и его бежавший однофамилец Дмитрий392.
Пронины
В 1740 году в семье бирюльского крестьянина Семена Пронина родилась моя шестижды прабабушка Ирина. Она была примерно на двадцать три года младше своего мужа иркутского цехового Козьмы Яковлевича Протасова.
Я нашел Прониных в верхнеленских ревизских сказках, согласно которым они были приписаны «К оной Бирюльской слободы их Качинской деревне» в 1732–1733 годах как бывшие крестьяне города Тотьмы Мольской волости. И это были Василий Алексеевич и его племянник Карп Семенович с женой и сыном Семеном. Отец же Карпа Семен умер в период между первой и второй ревизиями393. Наверняка Ирина – сестра Карпа, а их дед Алексей – мой восьмижды прадед.
Протасовы
Родившаяся в 1814 году дочь крестьянина Петра Протасова из Качугской слободы Устинья в свои шестнадцать лет вышла замуж за крестьянина Макаровской деревни Петра Нестеровича Ратькова и стала моей трижды прабабушкой. В метрике о бракосочетании Устиньи отчество ее отца написано невнятно, но более всего оно похоже на Фомина, и
