Жаркий декабрь - Александр Калмыков

Наверно вид у меня был настолько изумленный, что Аня звонко, совсем как в детстве рассмеялась:

– Дядя, не удивляйся, – разница в возрасте у нас не такая уж и большая, так что с Аней мы на ты. – Это для маскировки. Мне по работе с разными ведомствами приходится контактировать, донесениями там обмениваться, и прочее. Но не всем сотрудникам положено знать, чем я занимаюсь, а на врача никто внимания не обратит.

– Ах, вот как. – Надеюсь, я не подал виду, что несколько разочарован. Ну да ладно, она хоть и не врач, но тоже полезным делом занимается, хотя о подробностях лучше не спрашивать. Понято ведь, что наркоминдел все полученные донесения наверняка в разведуправление пересылает, а генштаб, в свою очередь, иногда своими сведениями с наркоматом делится. Ох, а ведь дите-то, наверно, некормленое. – Анечка, ты кушать-то будешь?

– Нет, я уже в наркомовской столовой пообедала.

– Тогда садись, и скорее рассказывай про мужа. Сколько лет моему племяннику, и вообще, он старше меня, или младше?

Вспомнив о своем супруге, Аня восторженно закатила глазки и уже было глубоко вдохнула, приготовившись рассказывать, но вдруг осеклась и, потупив взор, тихо сказала:

– Не знаю точно. Как-то, эммм, не пришло в голову спрашивать.

Эх, Анка, Анка. Я же тебя с детства знаю, и хорошо помню, что когда ты не хочешь сказать правду, то начинаешь говорить очень тихо, почти шепотом. Ну ладно, со временем узнаю, что там за тайна.

– Тогда расскажи, чем он до войны занимался, – попросил я. – Меня уже поставили в известность, что зять инженер, а вот какого профиля? Что он проектировал, мосты, электровозы, дома? Или на заводе технологом работал? На каком, Тракторном, Баррикадах, не помню, какие еще в Сталинграде предприятия есть.

Анка задумалась и, судя по тому, что молчала девочка секунд пять, ответ явно придумывала тут же:

– Это информация только для служебного пользования. Но в общих чертах, он изучал новые иностранные разработки, и для этого Саше приходилось выезжать за границу по чужим документам. И прежде, чем мы поженились, мне пришлось дать кучу подписок о неразглашении, вот.

Ах, вот теперь понятно. Ну, можно подумать, мне до сих пор хранить секреты не приходилось. Да от тех же раненых такого, бывало, наслышишься. Эфир-то у нас на фронте быстро закончился, и вместо наркоза давали спирт. И, конечно, захмелев, пациенты то о новой технике сболтнут, или же контуженный командир похвастает, что с каким-то генералом недавно беседовал. В общем, кругом одна сплошная военная тайна, так что меня этим не удивишь. А однажды раненый разведчик вообще шептал в бреду про счетчик ионирующего излучения, и рвался искать какой-то прибор номер один, потерянный где-то под Демянском.

О, снова дверь открывают. Надеюсь, это Николай. Ну точно, Колька пришел! Похлопав меня по плечам, он горделиво оглядел своего младшего брата, остановившись взглядом на «шпалах» и, хотя в глазах у него мелькало множество вопросов, он лишь кратко спросил:

– Надолго?

– До утра.

Не оценив лаконичность нашей речи, Аня, привыкшая в своем литературном институте к цветастым словесам, ехидно хмыкнула. Но стоило её папке строго взглянуть на свое чадо, как она тут же притворилась паинькой и захлопотала вокруг отца:

– Папа, давайте тулуп. Папа, вы кушать будете?

Николай, в отличие от своей дочки, был голоден, и мы переместились на кухню, откуда Георгиевна деликатно удалилась, чтобы не мешать встрече родственников. Пока Коля торопливо жевал, я постарался подобрать нейтральную тему для беседы:

– Аня, расскажи-ка, что у нас нового в дипломатическом ведомстве?

– Дядя, не поверишь! Зарубежные дипломаты совсем заелись, в самом буквальном смысле слова, и им решили норму сократить. Ну сам посуди, десять литров водки на человека в месяц, куда это годиться!

– Десять поллитровок, – машинально поправил я.

– Нет! Литров!

– И куда им столько девать?

– Поди, спекулируют, – предположил Николай. – На базаре, говорят, за бутылку тысячу рублей дают.

– Вот-вот, – подтвердила дипломатическая советница. – Нашим-то зарубежным дипломатам кое-где лишь по триста граммов хлеба в день выдают, а в Японию так вообще продукты диппочтьй завозить приходится, чтобы с голоду не умерли.

– Да, «любят» нас японцы, – пробурчал братец, – мало им Халхин-Гола было, все никак не угомонятся. Когда же поймут, что им с нами не сладить?

– Угу, папа, представляете, как только немец напал, японцы в своей главной газете «Ниппон» сразу напечатали план своей войны с нами. И там они мечтали, что граница пройдет по Уралу, Каспию и Кавказу. А когда в конце осени фрицев в Демянске окружали, японская газета «Асахи» расписывала, что это немцы окружили Москву и вот-вот захватят. А еще они летом…

Проговорили мы до утра, боясь, что до конца войны снова не увидимся. А ведь после победы над германцами еще наверняка будет война с Японией, и врачам снова найдется много работы на фронте, так что кто знает, надолго ли мы расстаемся.

С рассветом за нами почти одновременно заехали машины. Меня полуторка повезла в Подольск, брата забрал другой грузовик, а за Аней прислали эмку. Да уж, видно она в наркомате не простым курьером работает, и вовсе не депеши разносит.

Оказалось, не зря начальник санитарной службы бригады так спешил укомплектовать медсанчасть медикаментами. Буквально в тот же вечер нас отправили на фронт, и вскоре высадили у города Нарва, недалеко от Балтийского моря.

Часть еще не успела вступить в бой, а у медсанроты уже начались фронтовые будни. С наступлением холодов число терапевтических больных неминуемо возрастет и мы должны быть к этому готовы. Кроме того, как показал наш боевой опыт, не всегда возможно организовать быструю эвакуацию из батальонных медпунктов в нашу санроту, а если бригада пойдет в прорыв, то задача оказания экстренной помощи станет архисложной. К тому же, при повреждениях костей, весьма часто встречающихся на поле боя, пациентам необходимо обеспечить неподвижность пострадавших конечностей, и их крайне нежелательно перевозить по фронтовым кочкам. Приняв во внимание все вышесказанное, командование приказало создать передовые отряды медиков и выдвигать их прямо к полю боя. Для каждого такого отряда, состоявшего из хирургов, военфельдшеров, медсестер и санитаров, выделяли машину, чтобы он мог двигаться сразу за наступающими частями, принимая раненых. Одних предполагалось оперировать на месте, других отправлять в медсанбат, или же сразу в армейский госпиталь.

Едва мы успели организовать такие летучки, как наступление началось. Вернее, первый день все было спокойно. В смысле, артиллерия грохотала без умолку, самолеты летали, но раненых нам пока не везли. Вскоре стало понятно, что артподготовка под Нарвой была лишь отвлекающим маневром, а настоящий удар наши войска нанесли южнее. Но потом, когда немцы перебросили свои силы на юг, наступление началось и у нас, благо, что бойцам не приходилось форсировать реку. Но все равно бои шли серьезные, и очень скоро нам привезли сразу четыре машины с ранеными. К счастью, грузовики оказались полупустыми. Просто, согласно распоряжению командующего, весь порожний транспорт, возвращавшийся с передовой, обязательно предоставлялся в распоряжение медслужб. Встретив транспорт, врачи нашей санроты вместе с санитарами быстро разгрузили раненых, перенесли в госпиталь и тут же начались операции.