Босфорская война - Владимир Королев

Казаки абордировали и прочие суда эскадры, и Найма отмечает, что «много других кораблей уже становилось добычей разгоряченного иноверства».

Турецкую эскадру, находившуюся на краю гибели, спасло резкое изменение погоды. Согласно депешам английского посла от 30 июля, 11—12 августа и 24 сентября, в ходе сражения, проходившего сначала в тумане, «появилось солнце, так что галеры могли применить свои большие ядра, и поднялся ветер», который был сильным. В письме Ф. де Сези от 5 октября (25 сентября) также говорилось, что когда казаки «были уже на реале», поднялся «в высшей степени свежий северный ветер». Собственно говоря, начинался шторм, и Э. Дортелли прямо указывал на «поднявшуюся сильную бурю»[405].

По Т. Роу и Ф. де Сези, ветер оказался «слишком сильным для фрегатов» казаков: «дурная погода затопляла их лодки»[406]; турецкие же галеры, как сообщает Э. Дортелли, напротив, «могли двинуться против неприятеля на всех парусах». У Мустафы Наймы читаем, что «уже мусульмане, видя неминуемую гибель, падали на лицо, прося о помощи Бога, когда ужасная тишина… с приближением сильного ветра счастливо развеялась. Наполняются паруса, жизнь и надежда возвращаются в сердца отчаявшихся воинов…»[407]

Сильный ветер и начавшееся волнение, с одной стороны, не только чрезвычайно затруднили действия казаков, но и стали угрожать серьезной опасностью их судам, а с другой — оказали огромную помощь галерам, которые теперь могли свободно двигаться и маневрировать. Произошел решительный перелом в ходе сражения.

Источники единодушны в оценке той роли, которую сыграла перемена погоды. Участник сражения Иван говорил, что «если бы не судьба и море не разбросало бы казачьи лодки, то туркам бы не уйти». Э. Дортелли, имевший информацию от противоположной стороны, замечал: «По словам всех очевидцев, если бы в день битвы была тихая погода, то ни одна галера не вернулась бы обратно…»

В «известии» от 11 августа, приложенном к письму Т. Роу Э. Конвею от 12 августа, говорилось, что «если бы не поднялся ветер, то под угрозой оказался бы весь его (капудан-паши. — В.К.) флот». Английский посол повторил и даже усилил свое замечание в письме Э. Конвею от 24 сентября: «…несомненно, что если бы не поднялся ветер… то весь флот оказался бы в опасности быть отбуксированным к северу». Аналогичного мнения придерживался и Ф. де Сези, в письме которого на имя де ла Вий-о-Клера от 5 октября (25 сентября) читаем, что «если бы не поднялся к счастью для паши… ветер, то казаки разбили бы наголову его армию (имеется в виду флот. — В.К.)». Наконец, в письме Л. Фаброни 1646 г. сказано, что «из-за бури, плохой погоды» казачьи суда «были рассеяны и не смогли завершить сражение».

Так же считают и тюркологи Й. фон Хаммер и И.В. Цинкайзен, работавшие с османскими источниками. У первого находим предположение, что «победа, вероятно, осталась бы за казаками, если бы не помощь ветра, который поднялся во время сражения, надул паруса галер, и последние отбили абордаж». Второй пишет о сильном турецком отпоре: казаки, ворвавшиеся на корабль капудан-паши, «сражались там как львы, человек против человека, часто до последнего из них находили смерть или из-за перевеса сил врага отбрасывались в лодки», — однако полагает, что «судьбу дня к счастью османов решили» успешное применение ими тяжелой артиллерии и «противный ветер, который чрезвычайно затруднил казакам бой».

Что ветер был именно противным для казачьих судов[408], И.В. Цинкайзен, видимо, выводит из указания Ф. де Сези о направлении ветра с севера: турецкая эскадра шла на юг, а казачья флотилия — на север. Но поскольку, по Т. Роу, галеры при встрече с противником сильно смешались с его судами, а погода изменилась в разгар сражения, вряд ли направление ветра сыграло какую-то особую роль.

Мнение Д.И. Эварницкого о решающем значении «противного ветра, под конец подувшего в глаза козакам», подверг критике А.Л. Бертье-Делагард, который заметил, что «дело совсем не в том, откуда подул ветер, да и козачьи глаза отвыкли бояться чего-либо, не то что ветра». Историк связывает «пояснение всех, что не поднимись свежий ветер, победа досталась бы козакам», с отказом рабов-гребцов выполнять свою работу: «На веслах галеры двигаться не могли, а ветер давал им возможность поставить паруса (силами матросов, а не рабов. — В.К.), от чего у них получалась такая скорость хода, при которой они не только могли уходить от Козаков, но и топить их челны просто своим ходом». Критика в основном справедлива, за исключением, может быть, последнего замечания: потопить чайку «тараном» для галеры было не так просто.

По английским известиям от 30 июля, из-за ветра «казаки были вынуждены прекратить сражение и вернуться к своим веслам». Французский посол также говорит, что дурная погода «заставила (казаков. — В.К.) удалиться» с палуб галер. Вероятно, прав В.М. Пудавов, считающий, что казаки «поспешили прекратить битву, удалиться от турок и спасать себя от бури». Отход с галер и возвращение на свои суда в условиях шторма и при сильном артиллерийском огне турок, согласно цитированным известиям, сопровождались «беспорядком». «Наступившие с этого момента замешательство и суета, — считает В. Катуальди, — продолжались несколько часов».

Итальянский автор приписывает Яхье доблестное поведение при отступлении (как Р. Левакович при абордаже): «Яхья отважно пробивался сквозь толпу, становясь впереди своих и одушевляя их возгласами и примером, в расчете, что быстрота и сила ударов умалят значение помехи, причиняемой ветром и морем. С своей стороны, турки отчаянно бомбардировали неприятельские суда… Яхия ждал с минуты на минуту прибытия главного отряда; но последний, встретив противный ветер и непогоду, был рассеян по морю».