Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Шатин билась и лягалась, попадая по воздуху, но Эркюль крепко держал ее за пояс, не давая дотянуться до земли. Клак обхватил рукояти болторезов, небрежно ими пощелкал. От разнесшихся по лесу резких щелчков сердце у Шатин подкатило к горлу.

– Начнем с мизинца, а там и до больших доберемся, – объявил Клак, шагнув к ней.

– Постойте! – отчаянно взмолилась Шатин. Мысли отчаянно метались в поисках средства задержать его, выиграть время. – Я тут кое-что затеяла, намечается крупная прибыль. Честное слово. Я возьму вас в долю. Пятьдесят процентов.

Клак развел концы болторезов и поднес ржавые лезвия к ее мизинцу.

– Семьдесят пять процентов, – дрожащим голосом уговаривала его Шатин.

– Хм-м. Неужели ты думаешь, что я тебе поверю? – поджав губы, осведомился Клак. – Ты ведь тоже из Ренаров. Ох и гнусная же у вас семейка! Твои родители меня сегодня уже крупно нагрели. Мы собирались брать Леграна вместе, а они меня кинули. Как и ты с этим своим д’Бонфаконом.

Он ухмыльнулся, концы болторезов разошлись зияющей, оскаленной пастью.

Снова налетел ветер, но этот порыв был совсем не таким, как прежние. Он как будто сомкнулся вокруг них. Словно буря разыгралась прямо над головами. Сильный шквал сорвал капюшон с головы Шатин, растрепал пучок волос. Она вскинула руки, чтобы снова собрать волосы, но Эркюль держал крепко.

Едва ли Клак успел понять, что означают ее растрепавшиеся пряди, потому что тяжелый предмет упал с неба прямо между ними, и ветер бешено хлестнул всех троих.

– Это еще что? – выдавил Клак, изумленно разглядывая удивительный экипаж.

Да и у Шатин тоже отвисла челюсть. Ничего подобного она в жизни не видела. Стройный серебристый корпус машины, изящные крылья, бритвами разрезающие воздух, – этакая помесь круизьера и вояжера. Но вояжеры летали в глубоком космосе, а круизьеры строили для бесшумного скольжения над землей. Этот же экипаж обрушился с неба падающей звездой.

Шипя и вздрагивая, аппарат замер в метре над землей, и Шатин с трепетом увидела, как на совершенно гладком, казалось бы, борту проявляется и открывается дверца.

В проеме возникла мощная фигура генерала д’Бонфакона. Шатин ощутила, как ослабла сжимавшая ее хватка Эркюля, а потом генерал поднял свой лучинет, прицелился и сделал два выстрела, один за другим.

Вуш-ш!

Вуш-ш!

Шатин упала в тростники на вязком озерном берегу. Тела Клака и Эркюля опрокинулись прямо в воду. Неподвижные. Мертвые. И у каждого во лбу дымилась черная дыра.

Онемевшая Шатин смотрела на нежданного спасителя и не знала, что теперь делать.

Генерал д’Бонфакон указал на дверь зависшего в воздухе экипажа:

– Ты идешь или нет? Давай пошевеливайся!

Марцеллу не хватало воздуха. Он вылетел из своей комнаты, скатился по парадной лестнице. За стенами дворца светились под искусственной луной пышные садовые цветы.

Конечно, в небе висела не Бастилия. Упаси Солнца, не должны первое и второе сословие, подняв глаза, видеть тюрьму. Это какая-то другая планета. Придуманный спутник, где не умирали за чужие преступления невинные люди.

Очередная ложь.

Как и все под этим защитным куполом.

Вся его жизнь – одна сплошная чудовищная ложь.

Вся планета верила, что Жюльен д’Бонфакон подорвал ту шахту. Вся Латерра винила «Авангард» в трагической гибели сотен рабочих. А на самом деле это его дед, как верный пес, выполнял приказ патриарха.

Генерал д’Бонфакон.

Человек одной крови с Марцеллом. Тот, с кем он сызмальства делил кров и судьбу.

Марцелла затошнило, и, склонившись над розовым кустом, он опустошал желудок, пока на глазах не выступили слезы.

Но в голове яснее не стало.

Надо все хорошенько обмозговать. Но только не здесь. Не в этих смыкающихся вокруг кольцом стенах дворца. Не под этой лживой луной. Не под этими фальшивыми, издевательски подмигивающими звездами.

Тут он был не в силах не только думать, но и дышать.

Слишком низким было теленебо Ледома. И слишком ненатурально сладок был воздух, насквозь пропахший властью, привилегиями и развратом.

Ему нужен был настоящий воздух. И Марцелл знал, что на всей Латерре есть лишь одно-единственное место, которое может послужить ему надежным укрытием.

Добравшись до стоянки, юноша вскочил на свое мото. Ничего, скоро он окажется на той поляне посреди леса Вердю. Там он сумеет все обдумать. Уяснить случившееся и решить, что теперь делать.

Он включил мотор и нажал газ. Мото подскочило и загудело, двинувшись с места. Дистанционный замок Западных ворот, уловив движение, открылся перед ним автоматически. Марцелл проскочил ворота и круто взял влево. Оказавшись вне Ледома, под настоящим небом, прибавил скорости и крепче сжал руль.

Он слетел с холма и понесся вдоль бесконечных теплиц в долине. В этих гигантских пластиковых строениях для обитателей Ледома выращивали тропические фрукты и овощи, не приживавшиеся под открытым небом, на фермах, с которых кормилось третье сословие.

«И здесь ложь, – думал Марцелл. – И здесь тоже сплошной обман».

Третье сословие голодало вовсе не оттого, что не хватало еды. А по воле Министерства, хотевшего, чтобы голод лишал рабочих сил.

Министерство держало людей в холоде, чтобы они оставались покорными.

«Голодный народ работает лучше», – говаривал его дед.

И Марцелл, как всегда бездумно, заглатывал эту ложь. Так же легко, как и изысканные блюда, которыми с детства питался.

Ну конечно, ведь деду виднее! Он всегда лучше все знает, он же у нас великий стратег. Генерал д’Бонфакон тридцать лет держит в руках Латерру. Патриарх стреляет куропаток и заваливает в постель женщин, матрона хлещет шампанское и заказывает на Сансаре новые платья, а дед занимается планетой. Это его работа.

Первое сословие резвится.

Второе сословие правит.

Третье сословие трудится.

Так уж устроена эта планета. Так было всегда. С того самого дня, когда на поверхность Латерры опустились первые транспорты. С тех пор, как последний человек покинул Первый Мир.

«Под Солнцами все равны. Никого нельзя запирать в тюрьму или принуждать жить в нищете лишь потому, что он родился за стенами Ледома». Так сказала ему на Торбее Мабель. Она с самого начала пыталась ему это внушить. А он был слишком глуп, чтобы услышать ее. «Прекрати попугайничать, бездумно повторяя за дедом каждое его слово!» Все правильно, он просто глупец с промытыми мозгами, всю жизнь трепетавший перед дедом от почтения и ужаса одновременно.

Марцелл взвыл от бессильной злости и погнал мото вперед на максимальной скорости.