Лэйси из Ливерпул - Маурин Ли

Орла старалась не думать о самом моменте смерти, умирания. Только ночью, лежа в двуспальной кровати рядом со спящим Микки и наблюдая за отблеском света уличных фонарей на занавесках, она позволяла себе представить, как в последний раз закроет глаза и больше не увидит лиц людей, которых так нежно любила. Она навсегда уйдет из их жизни. Они будут скучать по ней, они будут тосковать и плакать, но спустя какое-то время у них не останется другого выбора, кроме как продолжать жить дальше, и все будет так, словно ее никогда не существовало.

Иногда она начинала плакать, Микки просыпался и крепко обнимал ее, а она, всхлипывая, шептала, что не хочет умирать и оставлять его и детей одних. Но что мог сказать Микки, кроме как: «Тише, любимая. Ну, ну, успокойся, хорошая моя». Он никогда не говорил: «Все будет хорошо», — потому что они оба знали, что хорошо не будет никогда.

Микки был святым, что согласился принять ее обратно. Когда она вспоминала свои прошлые перепады настроения, вспышки раздражения, то испытывала стыд.

— Я вела себя ужасно, правда? — сказала она как-то вечером, когда дети улеглись спать, а они сидели на кушетке в гостиной и смотрели по телевизору старый фильм с Хэмфри Богартом.

— Это точно, — согласился он.

— Прости меня, — покаянно произнесла она. — Прошлой ночью я решила, что ты святой, потому что так долго терпел меня.

Он печально улыбнулся:

— Я бы все равно женился на тебе, любимая, а не на какой-нибудь другой женщине. Мне только жаль, что я не смог сделать тебя счастливой.

— Никто не мог сделать меня счастливой. Я хотела слишком многого. — Она прижалась к нему. — Но сейчас ты делаешь меня счастливой, Микки. Я дома, и мне так хорошо. Я помню, как однажды вечером в Шеффилде, это было как раз перед моим возвращением, я подумала о том, как сильно скучаю по Перл-стрит и своей семье. Мне так захотелось оказаться рядом с вами, что у меня заныло сердце. — Орла никому не рассказывала о своей встрече с Луи Бернетом. Она говорила, что заметила опухоль, когда принимала ванну. — И я беспокоюсь о детях. Это плохо, когда они видят, как мать умирает у них на глазах. Наша Мэйзи почти никуда не выходит теперь, а я помню, как ругала ее за то, что она совсем не бывает дома, и Гэри отложил свое поступление на службу в военно-морской флот до… ну, ты понимаешь. У бедного Пола все время слезы на глазах. Он более чувствительный, чем остальные. Что же до Лулу, мне страшно представить, какими окажутся ее счета за телефон. Она звонит буквально через день.

— Мы не можем уберечь их от действительности, Орла, любимая.

— Полагаю, что нет. — Она тихо засмеялась. — Я стану бабушкой, как тебе это? Если только доживу. Это очень странно, потому что Фиона, которая на год старше меня, только что объявила, что беременна, а Маив будет рожать всего через шесть недель. Я хочу…

— Чего, любимая?

— Да нет, ничего.

Позже, когда они лежали в постели, Орла сказала:

— Я думала, Микки.

— Мне тоже так показалось, ты что-то совсем притихла.

— Я тоже хочу ребенка.

Микки поперхнулся.

— Не говори глупостей, любимая. Никто не может гарантировать… Это глупая идея, Орла.

— Ты хотел сказать, что никто не может гарантировать, что я все еще буду жива через девять месяцев, но я буду, Микки, клянусь. Я заставлю себя жить, чтобы полюбоваться на детей Маив и Фионы, а также на свою внучку и своего собственного ребенка.

— Это будет ужасно безответственно, — с жаром воскликнул Микки. — Кто, например, будет ухаживать за ним?

— Все, — твердо ответила Орла. — Мама будет, и мои сестры будут, и твои мать и отец будут. И ты будешь, Микки, и наши дети тоже. Это будет самый любимый ребенок на свете.

Орла пыталась уговаривать его еще целых полчаса, но Микки был неумолим. Не сдаваясь, она приводила все мыслимые резоны, почему хочет ребенка.

— Это сделает меня счастливой, Микки. Я перестану думать о том, что умираю, если внутри меня появится новая жизнь. Я буду знать, что моя душа вселилась в мое дитя.

— Это ерунда, Орла.

Еще через полчаса увещеваний Микки неохотно сказал:

— Давай спросим у врача.

— Нет. Врач будет против. Я знаю.

— Видишь! — торжествующе воскликнул Микки, словно это подтверждало его точку зрения.

— Врач и не может сказать ничего другого. Если он ответит «вперед», а потом что-нибудь случится, то все шишки свалятся на него.

— Ну вот, ты сама признаешь: что-нибудь может случиться.

— Ничего не случится, но врач не может быть в этом уверен. Он отсоветует нам делать это, чтобы не нажить себе неприятностей.

— Ты не сможешь зачать.

— Не смогу, значит, не смогу. Но я хочу попытаться. — Она начала ласкать его. — Пожалуйста, Микки, — прошептала она. — Ведь я еще не беспомощный инвалид, каким ты меня считаешь, пока еще нет, и мне хочется заняться любовью.

— Ну, хорошо, — ответил он сдавленным голосом, — мы займемся любовью, но только завтра, когда я куплю презервативы. Что касается ребенка, то я хочу, чтобы ты хорошенько поразмыслила. Мы снова поговорим об этом через неделю. Ох, не останавливайся, любимая. Не останавливайся. Мне так хотелось, чтобы ты сделала это, — с тех самых пор, как ты вернулась домой.

Однажды утром Элис ураганом ворвалась к своей лучшей подруге. Бернадетта Митчелл с удивлением уставилась на нее.

— Ни за что не угадаешь, что выкинула наша Орла. — Элис буквально кипела. — Она забеременела. Никогда не видела ничего более безответственного. При других обстоятельствах я бы душу из нее вытрясла. А сейчас мне только и остается, что держать рот на замке.

— А ведь, кажется, Микки следовало быть осторожным, — проговорила Бернадетта, потрясенная этой новостью.

— Орла всегда могла обвести бедного Микки вокруг пальца. Держу пари, от начала и до конца это была ее идея.

— Очень странная идея, Элли.

— Ну, ты же знаешь Орлу. Ей всегда нужно было выделиться. Она даже умереть не может, как все люди. — Элис испуганно прижала ладошку ко рту. — Господи, какие ужасные вещи я говорю, Берни. Это все оттого, что я очень расстроена. И знаешь, что она сказала, наша Орла? «Это как одновременно рождаться и умирать, мам». Ох! — Элис расплакалась. — Все так плохо, что я могу проплакать до конца своих дней.

— Что сказал врач в больнице?

— Она еще ничего не говорила ему. Готова поспорить, с ним случится припадок.

— Ее могут заставить избавиться от ребенка.

— Только через мой труп. Орла, конечно, сотворила величайшую глупость, но что сделано, то сделано. Обратного пути нет. У тебя, кажется, кипит чайник, Берни. Если я сейчас не выпью чашечку, то упаду в обморок. Дети! — Элис высморкалась и вытерла глаза. — Ты волнуешься за них, пока они маленькие, и надеешься, что, когда они вырастут, все будет по-другому, но на самом деле все становится только хуже. Между Маив и Мартином происходит что-то очень странное, и Кормак ведет себя, как влюбленный кролик, с тех пор как эта девица Андреа вернулась в Лондон. А тут еще Орла… Иногда мне хочется, чтобы у меня вовсе не было детей, правда.