Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

Страйк вновь подумал о своем грешном желании, чтобы медленное и длительное угасание Джоан поскорее закончилось. Мертвое тело, как это ни прискорбно, предполагает и получает возвышение за счет цветов, речей и ритуального действа, за счет утешения, которое исходит от Господа, от близких и от спиртного; за счет апофеоза, когда сделан первый шаг к восприятию того жуткого факта, что жизнь угасла и жизнь продолжается.

– А ведь мы до этого уже прошли через такое же испытание, когда было найдено то, предыдущее тело в озере Александра, – сказала Синтия.

– Сьюзен Майер, – пробормотала Робин.

– Оба раза Роя заставляли рассматривать фотографии… А потом этот телефонный звонок – сразу после того, как ему пришлось… вторично… было настолько…

Синтия внезапно расплакалась, но не как Уна Кеннеди, с высоко поднятой головой и сверкающими на щеках слезами, а сгорбившись над столом и подпирая лоб трясущимися руками.

– Простите, пожалуйста, – всхлипнула она. – Я предвидела, какой это будет ужас… мы ведь с тех пор о ней больше не заговариваем… никогда… извините…

Она рыдала еще несколько секунд, а потом с усилием подняла взгляд, влажно блестя большими покрасневшими глазами.

– Рою хотелось верить, что звонила Марго. Он все время повторял: «Ты уверена, уверена, что это была не она?» Когда полиция отслеживала звонок, Рой сидел как на иголках… Вы со мною так обходительны, – выдавила она, и на этот раз в ее хохотке появились истерические ноты, – но я же понимаю, что вам нужно вызнать, и Анна к тому же стремится, хотя слышала мой ответ не раз и не два… До исчезновения Марго между мной и Роем ничего не было, да и после целых четыре года ничего не… Она вам говорила, что мы с Роем состоим в родстве?

Она это выговорила будто бы через силу, хотя на самом-то деле троюродный брат – это не самый близкий родственник. Но Робин, вспомнив о нарушении гемостаза у Роя, подумала, что Фиппсам, подобно Романовым, стоило бы воздерживаться от родственных браков.

– Да, говорила, – подтвердил Страйк.

– Пока я не пришла к ним работать, меня тошнило от одного его имени. Со всех сторон только и слышалось: «Бери пример с кузена Роя: при таких проблемах со здоровьем поступил на медицинский факультет в Лондонский королевский колледж, и ты, Синтия, если бы только не ленилась…» Мне даже думать о нем было противно, ха-ха-ха!

Робин вспомнила газетное фото молодого Роя: нежное лицо, взъерошенная шевелюра, глаза поэта. Многие женщины находили, что увечья и болезни только добавляют мужчине романтичности. Да что там женщины: даже Мэтью в своих жесточайших приступах ревности к Страйку припоминал его ампутированную ногу – боевое увечье, которому он, такой здоровый и гладкий телом, не мог противопоставить ровным счетом ничего.

– Хотите – верьте, хотите – нет, но для меня, семнадцатилетней, величайшим достоинством Роя была Марго! Нет, она виделась мне бесподобной, такой… такой модной и… понимаете… столь обширные знания, глубокие мнения… Узнав, что я завалила все экзамены, она пригласила меня на ужин. Она, полубогиня… я не верила своему счастью. Излила ей душу, сказала, что думать не могу о повторных экзаменах, что просто хочу окунуться в реальный мир и зарабатывать себе на жизнь. И она сказала: «Послушай, ты отлично управляешься с детьми; не согласишься ли переехать к нам, чтобы заниматься моим ребенком, когда я выйду на работу? А я попрошу Роя сделать ремонт в комнатах над гаражом». Мои родители пришли в ярость! – Синтия еще раз мужественно, но безуспешно попыталась рассмеяться. – Они на нее страшно разозлились, и на Роя тоже, хотя в действительности он был против моего переезда: ему хотелось, чтобы Марго сидела дома и сама растила Анну. Мама с папой твердили, что ей просто нужна дешевая рабочая сила. Нынче-то я их уже могу понять. Надумай кто-нибудь уломать одну из моих девочек бросить школу и переехать в чужой дом, чтобы нянчить чужого ребенка, я была бы далеко не в восторге. Но нет, я любила Марго. Я была в предвкушении.

Синтия на миг умолкла, в ее отсутствующем взгляде застыла печаль, и Робин задалась вопросом: осмыслила ли эта женщина непоправимые и всеобъемлющие последствия своего решения? Она согласилась занять место няни, которое не стало трамплином для самостоятельной жизни, а только привязало ее к дому, из которого нет выхода, принудило ее растить ребенка Марго как своего собственного, спать с мужем Марго, постоянно оставаясь в тени женщины-врача, которую, по ее словам, она так любила. Каково это – жить в полной безысходности?

– После исчезновения Марго родители требовали, чтобы я оттуда ушла. Им не нравилось, что я остаюсь в доме наедине с Роем, потому что это вызывало кривотолки. Даже в прессе намекали, но я вам клянусь жизнью своих детей, – сказала Синтия с каким-то тупым равнодушием, – между мной и Роем до исчезновения Марго не было ничего и еще долго после – тоже. Я оставалась ради Анны, потому что не могла ее бросить… она стала мне дочерью!

Не стала, отрезал беспощадный голос в голове у Робин. И тебе следовало ей это сказать.

– Когда исчезла Марго, Рой долго ни с кем не встречался. Потом возникла какая-то особа с работы, – худощавое лицо Синтии опять вспыхнуло, – но лишь на пару месяцев. Анна ее не любила. У меня тоже появился друг, с которым мы то сходились, то разбегались, но он меня бросил. Сказал, что такая девушка, как я, – это все равно что замужняя тетка с ребенком, а ведь для меня Анна и Рой всегда были на первом месте, всегда… А потом, мне кажется… – Синтия судорожно сжимала в кулак руку, схватившись за нее другой рукой, – со временем… я осознала, что влюбилась в Роя. Я и мечтать не могла, чтобы он захотел со мной… Марго была такой умной, такой… крупной личностью, и он был настолько старше меня, настолько умнее и тоньше… Однажды вечером я уложила Анну спать и уже хотела вернуться в свои комнаты, а он спросил меня, что случилось с Уиллом, моим парнем, и я ответила, что все закончилось, а он спросил, что случилось, и мы разговорились, и он сказал… он сказал: «Ты – особенная и заслуживаешь гораздо лучшего, чем он». А потом… потом мы выпили… Это было через четыре года после того, как она исчезла, – повторила Синтия. – Мне было восемнадцать, когда она пропала, и двадцать два года, когда мы с Роем… признались в чувствах друг к другу. Мы, конечно же, держали это в тайне. До того как Рой смог получить свидетельство о смерти Марго, прошло еще три года.

– Должно быть, это было очень нелегко, – сказал Страйк.

Синтия на секунду взглянула на него без улыбки. Казалось, она постарела с того времени, как подошла к столу.

– Меня почти сорок лет преследовали кошмары, что Марго возвращается и вышвыривает меня из дому. – Она попробовала засмеяться. – Я никогда не сознавалась в этом Рою. Я также не хочу знать, снится ли она ему. Мы не говорим о ней. Это единственный способ справиться. Мы сказали полиции, друг другу и остальной семье все, что у нас было сказать. Столько часов перетирали все это… «Пора закрыть дверь, – так сказал Рой. – Мы достаточно долго держали ее открытой. Марго не вернется»… В прессе перетрясли все ее нижнее белье, понимаете, когда мы поженились. «Муж пропавшей женщины-врача женится на молодой няньке». Это во все времена звучит мерзко, так ведь? Рой велел ни на кого не обращать внимания. Родители мои были в полном смятении от этого брака. И опомнились только после рождения Джереми… Мы никогда не думали вводить Анну в заблуждение. Мы ждали… ну, не знаю… пытались выбрать подходящий момент, чтобы объяснить… но как вы прикажете это сделать? Она называла меня мамочкой, – прошептала Синтия, – она б-была счастли… совершенно счастливым ребенком, а потом дети в школе рассказали ей о Марго, и рухнуло все…