Код розенкрейцеров - Алексей Атеев

– Товарищ Олегов, – позвал Станислав.

– Что?

– Подойдите-ка сюда! Ближе! Присядьте возле умирающего, возьмите его за руку.

Егор исполнил просьбу.

Валек посмотрел в лицо историка. Тень узнавания мелькнула в его глазах.

Он попытался произнести что-то еще, но, как видно, сил уже не хватало.

– Смотрите ему в глаза! – повелительно сказал Станислав. – Катя, ты понимаешь, что я хочу попробовать.

Катя тяжело вздохнула.

– Чепуха все это.

– Но ведь попробовать можно. Возьми брата за руку.

– Но что вы хотите совершить? – недоуменно спросил Егор.

– Молчите, историк, не отрывайте взгляд от его глаз. Есть одно предположение. Катя, приготовились!

Валек застонал. Глаза его широко раскрылись и потемнели. Он шевельнул губами.

– Не отрывайте взгляд!!! – закричал Станислав. – Нагнитесь к его лицу! Еще лампу сюда! Нянька, свети прямо на них. Катя, ты чувствуешь?!

Валек дернулся, взор его начал мутнеть, и в ту же секунду историк издал душераздирающий вопль и без чувств повалился на пол.

Остальные ошеломленно наблюдали за происходящим.

– Что это было? – не выдержал Коломенцев.

– Умер, – хладнокровно отозвался Станислав.

– А чем объясняется столь странная реакция Олегова?

– Видимо, шоком. Не видел человек, как отходят в мир иной. Что тут удивительного! Сейчас очнется, придет в себя… А нам нужно отсюда выбираться. Мрачное место…

– Смотрите! – закричал мукомол. – А ведь «этот» исчез! – он указал на постамент. Тот был пуст. – Позвольте! – не унимался мукомол. – Да куда же он делся?!

– Рассыпался в прах, – пояснил Станислав. – Как только наш историк шибанул по нему киркой, он и рассыпался. Одно слово, мумия.

– Но ведь должны остаться хоть какие-то вещественные следы? Кости там, или участки кожи…

– Кирка пробила оболочку, и процесс разложения, если можно так выразиться, произошел мгновенно. Подобные случаи известны. Это своего рода законсервированная пустота.

– Все равно, не может быть, чтобы ткани исчезали без следа.

– Оставайтесь и проводите исследования, а мы, пожалуй, пойдем.

– А с этими что делать? – Коломенцев указал на лежащие на полу тела.

– Да ничего. Как там в Библии? «Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов…» Я думаю, о них и без нас позаботятся.

В это мгновение Егор зашевелился и привстал. Историк кое-как поднялся и неистово затряс головой. По лицу его пробегали судороги, глаза бешено вращались, и всем своим видом он напоминал умалишенного.

– Что это с ним?! – в испуге спросила Елена.

– Свихнулся, не видишь, что ли. Ты, сестрица, как с луны свалилась, а еще медик! Наш друг за последнее время столько пережил, особенно сегодня, что немудрено сойти с ума.

Егор трясся, как в лихорадке, его дергало и корежило. Неожиданно он упал на колени и впился взглядом в мертвое лицо Валька. Изо рта его вырывались какие-то нечленораздельные звуки. Он дико огляделся вокруг и вдруг завыл. И вой, высокий и пронзительный, был вовсе не похож на звуки, которые может издавать человек. Он скорее напоминал рев какого-то животного, а еще больше походил на страшное завывание мертвецов, внезапно оживших и осознавших, что они уже не люди, и от этого пребывающих в неизбывной тоске.

– Ну вот, – сказал Станислав, – закономерный итог всей его разыскной деятельности. Правду говорят: не буди лихо, пока оно тихо. А ведь разбудили… Для чего?.. Но нет худа без добра. Точка поставлена, можно начинать новую жизнь.

– Что-то я не разберу твоих речей, брат, – отозвалась Елена. – Я вообще не понимаю, что сейчас произошло и какая цель достигнута.

– А не понимаешь – и не надо, – равнодушно произнес паралитик. – Все не так уж плохо, как тебе представляется.

Спустя месяц после описанных событий. И снова Москва. Неприятный особнячок, в котором находится таинственная лаборатория по изучению ассоциативных реакций, тот самый, окруженный столетними липами.

В кабинете заведующего лабораторией, под портретами главы государства, великого ученого и рыцаря революции, в глубоких кожаных креслах сидят двое – сам заведующий и пожилой мужчина с простым грубоватым лицом, который уже фигурировал в нашем повествовании под именем Мефодий Афанасьевич.

Завлаб смотрит в окно, за которым идет мелкий дождик. Мокрые пожелтевшие липы скрипят под порывами резкого холодного ветра.

– Вот и осень настала, – словно про себя констатировал завлаб, – что-то уж очень рано.

– Какая разница, рано или поздно, – отозвался Мефодий Афанасьевич, – в природе доминирует необратимость…

– Но и цикличность.

– Цикличность? Это само собой. Но тем не менее все проходит без возврата. К примеру, вот эти желтые листики. Упали, сгнили, и ничего от них не осталось.

– Вырастут другие.

– Другие, но не те же самые. В природе все существует в единственном экземпляре. Даже у двух идентичных особей есть различия. Это только кажется, что человек научился делать точные копии. Кстати, чем кончилось дело в этом Тихореченске?

– Я же подготовил для вас доклад.

– А-а, доклад… – Мефодий Афанасьевич небрежно махнул рукой, – расскажи лучше своими словами.

– Да чего особенно рассказывать. Сами же знаете… два ваших парня погибли. Кстати, они оказались ничем не лучше моего сотрудника. – В голосе завлаба прозвучала еле заметная ирония, но Мефодий Афанасьевич тем не менее ее подметил и недовольно глянул на собеседника.

– Лучше или не лучше – это вопрос спорный, – сурово одернул он, – а ход операции они изменили.

– А я думаю, что нет, – неожиданно уперся завлаб.

Мефодий Афанасьевич только недовольно засопел.

– Так вот, – не особенно обращая внимание на реакцию своего визави, продолжал завлаб, – как вы знаете, конечной целью всей этой затеи было оживление некоего Бессмертного.

Мефодий Афанасьевич кивнул.

– Из этого ничего не вышло. В склепе действительно оказался некий объект, который на первый взгляд можно было бы принять за искомый материал для реинкарнации, но, скорее всего, это был мумифицированный труп. Во всяком случае, из их попытки ничего не вышло. Правда, следует добавить, что один из так называемых близнецов находился в бессознательном состоянии.

– Я вот чего не пойму, – пробурчал Мефодий Афанасьевич, – реальный объект или мумия?

Завлаб побарабанил пальцами по низенькому столику.

– Мумия! – твердо сказал он.