Код розенкрейцеров - Алексей Атеев

– Фонарик! – крикнул Чекмазов. – Действительно, здесь нечто вроде люка. Даже кольцо имеется. Сейчас я попробую его открыть. Не поддается, зараза!

– А может, нужно волшебное слово произнести? – подал голос Станислав. – Сезам или что-нибудь в этом роде?

– Силенок у меня маловато, а ну-ка вы, историк. Спускайтесь сюда. Попробуем вдвоем.

Послышался скрежет ржавого железа.

– Пошла, родимая! – как филин захохотал Чекмазов. – Итак, люк открыт, вниз ведут ступеньки.

– Верным путем идете, товарищи! – воскликнул Станислав. – Как же мы все туда спустимся?

– Сейчас я посмотрю, что и как… – Чекмазов, светя фонариком, сделал несколько шагов вниз. – Тут довольно просторно, – послышался из глубины его голос. – Можно спускаться. Сначала подавайте инвалида, да осторожнее, не повредите, а то весь его скептицизм улетучится. Историк, пожалуйте сюда, будете принимать.

Егор живо спустился по каменным лесенкам и огляделся. При тусклом свете керосиновой лампы он различил каменный свод, такие же стены из массивных, грубо отесанных блоков. В подземелье сухо и прохладно, но воздух казался свежим, как будто помещение вентилировалось. Это была довольно просторная комната.

– Эй, принимайте! – послышалось сверху.

Задевая об узкие стенки лаза, в отверстие с трудом протиснулась коляска инвалида, а следом, кряхтя, спускалась немая, держа на руках Станислава.

Егор подхватил паралитика и удивился, какой он легкий, почти бесплотный. Егор бережно усадил Станислава в коляску.

– Теперь Валентина, – скомандовал Чекмазов. – Как можно аккуратнее. Погодите, я сам.

Старик вылез из подземелья, и некоторое время Егору были слышны лишь невнятные голоса.

– Держите. – Сверху подали самодельные носилки, а следом показались ноги в сапогах…

– Осторожнее, – пискнул Егор.

– Помогайте вместо советов, – отозвался Чекмазов.

Бесчувственное тело Валька бережно уложили на носилки.

– Теперь остальные, – продолжал руководить Чекмазов.

Сводчатая комната наполнилась людьми. Все молчали, не зная, что делать дальше. Первым напомнил о себе Станислав.

– Вот мы и в аду, – хмыкнул он. – Куда же дальше, а, Вергилий? Сколько кругов нам предстоит пройти, прежде чем мы достигнем неведомой цели?

– Сейчас осмотримся. – Чекмазов высоко поднял над головой лампу, то же сделал и Егор. Свет вырвал из мрака часть стены с дверью в ней. Дверь была массивная, железная, с тяжелыми железными же кольцами, заменявшими ручку. Егор подошел к ней, потянул за кольцо. Дверь легко отворилась, словно ее петли совсем недавно смазывали.

– Погодите, историк, – окликнул Егора Чекмазов, – не спешите… Господин Коломенцев? – Чекмазов повернулся к мукомолу. – Вы у нас – главный следопыт, показывайте дорогу.

– Но я не уверен, что мы на правильном пути. – Коломенцев покрутился возле двери, осторожно отворил ее. Открылся узкий ход. Он шагнул в темноту, потом вернулся. – Я одного понять не могу: кто построил эти подземелья и когда именно?

– Да какое это сейчас имеет значение, – насмешливо сказал Чекмазов. – Кто построил и зачем. Вы что, испугались? До сих пор вели себя так храбро. Если боитесь, то первым могу пойти я.

– Нет, отчего же, – и Коломенцев осторожно двинулся вперед, светя перед собой фонарем. Следом пошли остальные. Они молча двигались по подземному коридору, причем одного из главных действующих лиц несли на носилках, а другой сидел в своей коляске. Замыкал шествие Чекмазов.

– Что-то впереди! – закричал Коломенцев.

– Ну-ка, ну-ка!.. – Чекмазов с трудом протиснулся вперед.

Открылся небольшой овальный зал, по стенам которого были укреплены мраморные доски, на которых было что-то написано.

Коломенцев поднес лампу к крайней и прочитал:

– Аристарх Петрович Вороновский. 1776–1839. Упокой Господи его душу.

Коломенцев подошел к следующей плите.

Аглая Ивановна Вороновская. 1781–1848. Упокой Господи ея душу.

Он передвинулся дальше, водя перед собой «летучей мышью».

– И тут тоже Вороновский… Иван Аристархович… Год рождения… Дата смерти. Что это? Где мы находимся?!

– Очевидно, это склеп семейства Вороновских, – предположил Станислав. – Так сказать, родовая усыпальница. Возможно, на этом месте некогда стояла церковь, а при ней имелись захоронения, скорее всего, местных помещиков. Со временем склеп засыпали, а кладбище по-прежнему осталось на месте.

– Но, позвольте! – чуть не плача воскликнул мукомол. – А где же пресловутый Бессмертный? Где конечная цель всего нашего предприятия?!

– Да нет тут никакого Бессмертного, – продолжил свою мысль паралитик. – Ерунда все это. Обман и суета.

– Как же так? – обратился мукомол к Чекмазову.

Тот молча водил фонарем по стенам.

– Стоп! – спокойно сказал он. – А это?..

В стене, почти сливаясь с ней, виднелась небольшая дверца.

– Ну и что, – скептически произнес Станислав, – еще одно ответвление склепа.

– Посмотрим. – Чекмазов отворил дверцу. – Кажется, здесь находится то, что мы так ищем. – Он шагнул вперед, а за ним потянулись остальные.

Открылся зал значительно больших размеров, чем первый. Он был пуст, но посередине возвышался массивный постамент, на котором стоял какой-то продолговатый ящик.

– Вот он! – воскликнул Чекмазов, подскочив к ящику.

При мертвенном свете ламп тускло блеснуло пыльное стекло.

– Гроб, – сказал Коломенцев.

Все сгрудились возле постамента.

– Ну и что? – скептически заметил Станислав. – Гроб как гроб, только из стекла, а внутри, скорее всего, еще один представитель семейства Вороновских.

– Но вы посмотрите! – закричал мукомол. – Ведь это же не скелет, а настоящий человек.

– Мумифицированный труп, – не сдавался паралитик. – Такое редко, но встречается. Например, Владимир Ильич в мавзолее.

– Несложно проверить, – заметил Чекмазов. – Для этого, собственно, мы сюда и явились.

– Ну и как же мы будем проверять? Вы хоть сами-то знаете?

Не отвечая, Чекмазов стал внимательно изучать устройство стеклянного гроба.

– Крышка, похоже, снимается, – деловито заметил он. – Помогите, историк.

Они осторожно приподняли стеклянный колпак, и теперь тот, кого называли Бессмертным, предстал во всем своем естестве. Это был совершенно нагой мужчина лет тридцати-сорока со странным, словно смазанным лицом, которое, несмотря на возраст, больше всего напоминало лицо новорожденного. Коломенцев осторожно дотронулся до тела. Оно было холодно, как лед.