Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

— Никто вас не обвиняет, но ваши действия вызывают настороженность. Почему вы кричите на нас, обзывая нас в антисемитизме?

— Потому что вы антисемиты и есть!

Цалюк вышел из парткома, хлопнув дверью.

* * *

Через 59 дней после аварии, уже весной, у врачей появилось ощущение выигранной партии со смертью: Ландау открыл глаза, реагировал на простые вопросы врачей, сознание возвращалось к нему. Он был еще слишком слаб, чтобы разговаривать, в гортани у него торчала трубка, но уже стало ясно — он будет жить[96].

Академик Капица сказал о подвиге врачей: «Это благородный фильм, который нужно было бы назвать „Если бы парни всего мира…“ или лучше „Ученые парни всего мира“». И предложил дать такое название первому очерку в газете о чуде воскрешения Ландау.

А врачи-евреи «пятидесятки», которые спасли Ландау, решили опять собраться у Маргариты, чтобы отпраздновать свою победу. Это была почти та же кампания, которая два года назад праздновала выздоровление Мони Генделя. Моня и Алеша тоже были там, как участники в организации помощи. Собирались в складчину, Моня привез из Елисеевского коньяк и деликатесы. Ждали, что Миша Цалюк опять принесет магнитофон с еврейской музыкой, но он явился без магнитофона и был мрачно настроен. Пока он никому не говорил об обвинениях комиссии парткома.

Виктор Маневич сказал первый тост, обращаясь к Цалюку:

— Это ты спас Ландау. Слава тебе! При такой невероятной травме первые критические минуты на вес золота. Пока приехали разные крупные специалисты, пока мы получили нужные препараты, ты уже сумел выровнять его состояние, ты вырвал его из рук неминуемой смерти. И еще, ты не растерялся перед напором авторитетов, взял все на себя и не дал перевезти Ландау в другое медицинское учреждение, пусть даже более высокого ранга, чем наша «пятидесятка». Конечно, такому пациенту полагалось лежать в крупном институте, и так думали многие. Но если бы его тронули в те первые дни, то сама перевозка убила бы его прямо в дороге. Ты не дал этого сделать, и за это тебе тоже слава! Ты доказал, что хороший врач, просто хороший врач, без ученых степеней и званий, умеет справиться с тяжелейшим состоянием. Еще раз, слава тебе, Миша Цалюк, замечательный наш доктор!

Все закричали «ура!» и чокнулись с Мишей, а Боря Элькунин добавил:

— Миша не просто замечательный доктор, а замечательный еврейский доктор! — Он взял гитару: — Слушайте сюда! Песенка про евреев, слова народные, то есть, извиняюсь, мои.

Все хохотали, Маргарита все-таки сделал ему замечание:

— Ты уж очень превозносишь евреев.

— А что? Евреи обожают своих евреев. Да и кого же евреям обожать, если их самих никто не любит?

Не смеялся только сам герой вечера Миша Цалюк:

— Спасибо, друзья. Но вы не знаете, увольняют меня из «пятидесятки»…

Все мгновенно притихли, лица вытянулись:

— Ты что?! Как увольняют?.. Кто увольняет?.. За что?..

— Поляков обвинил меня в дискредитации советской медицины, потому что для лечения Ландау мы пользовались иностранными препаратами.

— Но это же глупость! За такое обвинение его самого надо уволить.

Миша ухмыльнулся:

— Он еще добавил, что я скрытый сионист. И в этом же меня обвинили профессора Бабичев и Родионов.

Боря Элькунин воскликнул:

— Вот, евреев все ругают, евреи всем мешают. А какие русские за это время выросли? Такие, как Родионов и Бабичев. Они же тупые антисемиты, эти так называемые профессора!

После первого приступа удивления поднялась волна эмоций. Маневич воскликнул:

— Да вы бы посмотрели, какой хирург этот Бабичев! Между собой мы называем его «утюг без ручки». Вы представляете, что может наделать утюг без ручки? Вот это самое Бабичев делает с тканями на каждой операции.

Боря Элькунин выкрикнул:

— Однако кто-то нас продал! Я говорил, что есть стукачи и среди евреев.

Маргарита примирительно вступила:

— Не думаю, что кто-то нас продал. Наверное, просто рассказывали о вечеринке, когда мы праздновали выздоровление Мони. А Поляков использовал это для обвинения. — И она повернулась к Алеше: — Помнишь наш разговор, почему наша компания состояла из евреев? Теперь понял?

Алеша вспомнил, склонил голову, Моня шепнул ему на ухо любимую присказку:

— Это ж усраться можно, такого врача обвинять!

Боря Элькунин услышал, злобно добавил:

— А каких врачей обвиняли тогда, в пятьдесят третьем, в том, что они отравители? Лучших еврейских профессоров.

Лева Шимелиович сказал:

— Моего отца тоже обвинили в том, что он действовал по указке сионистов, и расстреляли. Но это было при Сталине и по его приказу. Теперь хоть не расстреливают…

Все уставились на Цалюка:

— Миша, что теперь будет?

— Мне предложили уйти, чтобы не углублять скандал с Поляковым.

— Так это же его самого надо выгнать!

— Его не выгонят. Ну, я уже нашел место дежуранта в больнице МПС[97] и буду подрабатывать в платной поликлинике № 6 на Петровке.

Атмосфера праздника была испорчена, все расстроились и быстро разошлись. Перед уходом грустно обнимали Мишу:

— А все-таки спасение Ландау — твоя большая мицва.

* * *

Узнав о выздоровлении Ландау, авторитетный физик с мировым именем, 77-летний датчанин Нильс Бор написал письмо в Шведскую королевскую академию наук: «Нобелевская премия в области физики за 1962 год должна быть присуждена Льву Давидовичу Ландау за то поистине решающее влияние, которое его оригинальные идеи и выдающиеся работы оказали на атомную физику нашего времени»[98].

Первого ноября 1962 года академику Ландау была присуждена Нобелевская премия.