Абраша - Александр Яблонский

Имя А. Возницына встречается, естественно, и в монументальном труде Е. Анисимова «Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в ХVIII веке». (М., 1999), откуда черпались основные сведения по технологиям пыток, казней и прочим премудростям палаческого искусства. Перу этого же автора принадлежит другой, ставший уже классическим труд «Россия без Петра» (СПб., 1994), сослуживший хорошую службу для понимания особенностей личности Анны Иоанновны, принципов ее «государственного строительства», быта ее Двора.

Значительная часть материалов по кантонистам, в первую очередь, свидетельства самих рекрутов и чиновников военного ведомства черпались из работ: В. Никитин. «Многострадальные (Повесть бывшего кантониста)» (Отечественные записки. 1871); В. Каждая. «Кантонисты. “Архипелаг” для еврейских детей» (Новое время. 2004. № 43); Э. Шкурко. «Еврейские мальчики в солдатских шинелях, или “Жизнь за царя”» (http://ldn-knigi.lib.ru/JUDAICA/Kantonst.htm), А. Солженицын. «Двести лет вместе» (М., 2001/2002. Т. 1. Гл. 3); С. Резник. «Вместе или врозь» (М., 2003), а также отмеченная выше работа Э. Энгеля «Курс лекций по истории евреев в России» (тема № 6) и произведения А. Герцена «Былое и думы» и Н. Лескова «Владычный суд», упоминаемые в тексте.

Отмечу также, что все названные и не названные здесь работы служили не столько источником точного цитирования, сколько толчком, побудительным мотивом для фантазии автора.

Сноски в научных работах героини повести И. Владзиевской точно соответствуют действительности.

По поводу «эпиграфа». Возможно, Вы правы – не солидно. Я поначалу хотел дать Н. Бердяева: «Еврейский вопрос … это ось, вокруг которой вращается религиозная история… В основе антисемитизма лежит бездарность» (Н. Бердяев. «Христианство и антисемитизм». Париж, 1938. С. 4–5). Или именитого антисемита Мартина Лютера: «Хоть и бахвалимся, но мы должны помнить, что в нас течет языческая кровь, тогда как в евреях – кровь Христа» (цитирую по памяти, но за точность ручаюсь). Или последнего обер-прокурора Священного Синода, теолога и историка церкви А. В. Карташева: «Еврейство есть великая мировая нация… играющая огромную, непропорциональную своему статистическому меньшинству, роль в мировом хозяйстве, мировой политике и мировой культуре…» (ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1. Ед. хр. 31. Л. 419–420). Хотел, но не стал. Не дай Бог, еще подумают, что я умный. Да и моя повестушка не об этом. О нашей грешной жизни, где есть всё, увы…

2. Прототипы.

Главный герой повествования носит известную и достойную фамилию. Действительно, его дальний предок, академик Измаил Иванович Срезневский, был выдающимся ученым-филологом, этнографом и палеографом, составившим эпоху русской славистики. Николенька Срезневский приходится родственником великому слависту по линии сына последнего – Бориса Измайловича – известного метеоролога, состоявшего ординарным профессором в Юрьевском университете по кафедре физической географии и метеорологии. Упоминаемая Ольга Срезневская – дочь Измаила Ивановича, известный писатель, член-корреспондент Российской Академии наук, получила известность благодаря переводу классического произведения XV века «Путешествие Рюи Гонзалеса де Клавихо, испанского посланника, ко двору Тимура в Самарканде» («Жизнь и деяния великого Тамерлана») и комментариям к нему, а также работой над окончанием фундаментального труда своего отца «Словарь древнерусского языка».

Надеюсь, мой герой не посрамил фамилию своих замечательных предков.

Имя Ольги Срезневской упоминает рецензент диссертации моей героини Ирины Владзиевской – «Сигизмунд Натанович В.». С.Н. Валк – маститый русский, советский историк, архивист, библиограф, археограф, профессор Ленинградского университета, зав. сектором Института истории АН СССР. Все сведения о нем, упоминаемые в повествовании, соответствуют действительности (кроме того, что он не был рецензентом работ Ирины Владзиевской). За его уникальную эрудицию, его называли «ходячей энциклопедией по русской истории».

Научный руководитель моей героини также имеет свой прототип – это Семен Бенцианович Окунь (в книге – С. Б. Окунев), профессор Ленинградского университета, выдающийся специалист по истории России XVIII–XIX вв., движению декабристов, истории русского флота и освоению Тихоокеанского региона, автор трудов «Русско-Американская Компания», «Очерки истории СССР» в 2-х томах, «Декабрист М. С. Лунин», «Декабристы» и мн. др. Блистательный лектор, пользовавшийся редкостной популярностью, причем, не только среди историков-профессионалов.

«Писатель», о котором упоминает в своем донесении «Лесник» – естественно, Сергей Довлатов, который, помимо других сторон своей творческой деятельности, был литературным секретарем Веры Пановой (конец 60-х годов). Реплику В. Пановой об антисемитизме см.: С. Довлатов, «Соло на Ундервуде» (Собр. прозы в 3-х томах, СПб., 1995. Т. 3. С. 255).

...

Dear Mr. Publisher,

(«Дорогой г-н издатель», как принято здесь обращаться, никаких восклицательных знаков и «многоуважаемых»)

Предисловие я писать не буду. Извините. Может, мне еще весь сюжет пересказать своими словами? Что же касается истории создания…

История «Абраши» – отдельная история. Началась она давно – не поверите, в прошлом веке, в середине 70-х. Начало ее было ознаменовано событиями, как тогда казалось, мрачными – вызовом в Большой дом (Литейный, 4). Вызвали не меня, мою жену, которая, как назло, была в то время беременна, где-то на 9-м месяце. Так что дом, откуда видна Колыма, был первым домом в жизни моей дочки Маши, родившейся через пару недель. Пока их – маму и дочь – там держали, а держали весь день, не предложив даже стакан воды (но не били и не пытали, слава Богу; долго и мучительно выспрашивали сначала – часа четыре – непонятно про что, а затем – еще часа три – откуда в записной книжке арестованного Гелия Снегирева, замечательного и мужественного человека, арестованного, а затем загубленного всей этой сволочью в 1978 году, ее телефон, да еще рядом с фамильярно звучащим именем «Ирочка»), так вот, пока там ее держали, я, срочно отменив свои лекции, помчался домой на улицу имени «бешеной собаки» (определение Б. Сарнова) Бела Куна (мало нам своих упырей-чекистов, тут еще с Венгрии понаехали!) и стал сжигать всё, что нужно было сжигать. В квартирку, которую мы снимали, потом было не войти несколько дней: в воздухе плавали пепельные останки произведений А. Солженицына, А. Сахарова, А. Амальрика, А. Авторханова, А. Марченко… и мои. Нет, это была не крамола. До яростной ненависти к системе я тогда еще не дозрел, свои раздумья на бумаге не фиксировал по причине врожденной трусости. Но мысли по русской истории, истории христианства и иудейства – то есть то, что через десятилетия в совершенно другом виде и под другим ракурсом нашло свое отражение в «Абраше», – естественно, сжег. Жаль. Потом многое было не вспомнить, пришлось думать снова. Но иначе было нельзя. В то время жрецы Министерства любви, сегодня вскарабкавшиеся на вершину вертикали и усердно осеняющие себя крестным знамением перед камерами ТВ, сажали только за хранение Библии. Однако что-то «из раннего – сожженного» отложилось и стало фундаментом для Абраши.